– Из явных подозреваемых мы не брались пока только за Аметистова и Буренина, – заметил я.
Если бы Ганцзалин был котом, я бы сказал, что при этих словах он злобно зашипел. Впрочем, помощник мой – человек широких взглядов и никогда не стеснялся в выражении своих чувств. Если ситуация требует, почему, в самом деле, не зашипеть?
– Гнилые люди, – сердито сказал Ганцзалин. – Гнилые и очень опасные.
Я пожал плечами. Опасные не опасные, а если убили они, придется их поймать и сдать куда следует. Другого выхода освободить Зою я просто не вижу.
– А где их искать? – спросил Ганцзалин.
Вопрос был не праздный. Как сказала Манюшка, после ареста Зои и графа Аметистов из квартиры съехал, и Буренин там тоже больше не появлялся.
– Ну, где искать Аметистова, я не знаю, зато с Бурениным никаких сложностей нет, – отвечал я. – Член РСДРП (б) с 1904 года, профессиональный пианист Николай Евгеньевич Буренин работает, насколько мне известно, в Наркомате торговли и промышленности на Ильинке.
Не буду рассказывать, как мы попали на прием к Буренину – дело было одновременно и простым, и трудным. Скажу только, что когда к нам вышел сам Николай Евгеньевич, это оказался вовсе не Буренин. Во всяком случае, не тот Буренин, которого мы знали. Если тот был толстяком неопределенного возраста, то этот был человеком лет сорока пяти с красивой темно-русой шевелюрой, усами, бородой, с тонкими, но решительными чертами лица и с тонкими же пальцами пианиста. И уж никак он не был похож на того сомнительного деятеля, которого знали мы с Ганцзалином. – Чем могу быть полезен, товарищи? – спросил Николай Евгеньевич.
Мы с моим помощником переглянулись.
– Я хотел бы переговорить с Бурениным, – сказал я.
– Я и есть Буренин, – отвечал тот. – Что у вас за дело?
Конечно, было бы глупо говорить, что нам нужен не этот Буренин, а другой, который на пару с Аметистовым, возможно, прикончил директора треста тугоплавких металлов Гуся. Но просто повернуться и бежать было тоже нельзя. Приходилось импровизировать на ходу.
– Насколько мне известно, вы пианист, – заметил я.
Буренин улыбнулся.
– Да, когда-то был им. Но в последние годы почти не играю, слишком много текучки.
– Это ничего, – сказал я. – У меня есть предложение, которое, я уверен, покажется вам любопытным. Оно касается всеобщего музыкального образования.
Буренин чрезвычайно заинтересовался моим предложением и даже пригласил нас к себе в кабинет. Я разлился соловьем, говоря, что Советская республика – не просто государство рабочих и крестьян, но и путеводный маяк для других государств. И в этом смысле совершенно необходимо развивать маленьких граждан эстетически. Для этой цели я предлагаю реализовать в начальных школах программу музыкального обучения…