– А что это значит? Я не силен в латыни.
– А, ну да. Это, так сказать, вывеска жезла. Его заглавие. Оно означает: «Этим победишь».
– Вывеска, – недоуменно повторил я, – но и она мне мало понятна. Что или кого должно побеждать? Насколько помню, я находил ему другое применение.
Я подробно пересказал почти всё связанное с жезлом, опустив только то, что касалось Домины и меня. Беллфиосса слушал внимательно и не перебивал вопросами, а в тех местах, где я старательно обходил упоминание о Домине, он отводил пытливый взгляд и делал вид, что желает чихнуть и не замечает недомолвок.
– Что ж, мой милейший друг, – проговорил Беллфиосса, когда история закончилась, – мне все ясно, и я, пожалуй, на некоторое время возьму жезл. Так сказать, для общей пользы дела.
– Как это возьму? – удивился я. – И не поделитесь тем, что вам стало ясно?
– Поделиться, конечно, можно, мой чудесный друг, – мягко говорил капитан Беллфиосса, – но вряд ли вы это правильно истолкуете.
– А я настаиваю. Вы уж это…постарайтесь, капитан, втолкуйте.
– Любознательный друг, могу только напомнить вам одну старую английскую пословицу, в коей говорится, мол, чем ближе к косточкам, тем вкуснее мясо. Но только, тсс-ссс-сс. Об этом никому, ни-ни.
– Что?! – изумленно воскликнул я. – Что за чушь?! Причем здесь какие-то мясные косточки?!
– А ни при чем. Так просто, пословица вспомнилась. Проголодался я, что ли? – расхохотался капитан Беллфиосса, давая понять, что надул меня.
Однако глядя в глубину его глаз, я понял, что и в этой шутке он припас долю серьезного.
– Дорогой друг, вам еще рано заниматься некоторыми вещами, – спокойно добавил капитан Беллфиосса. – Хватит болтать на ненужные темы, я забираю жезл и делу конец.
– Но…
– И ни каких но.
Спорить с капитаном Беллфиосса бесполезно. Он обладал магнетизмом, который подчинял любую волю. Проще было уболтать Колумба вернуться с половины пути в Испанию, чем переспорить Беллфиосса. Я понимал, что знания Беллфиосса значительнее моих, и потому доверял ему полностью. Я согласно кивнул, отдавая тиреус, всё же огорченный таким поворотом событий. А вскоре приключился со мной тот недуг, при котором Беллфиосса прописал мне уединение.
Сейчас же, когда Беллфиосса стоял на мостике, раскуривая трубку за трубкой, я, глядя на его суровое медальное лицо, вспомнил о жезле. Подойти и спросить о нем, я не решился, уж больно строго выглядел капитан. Черты его лица обострились, делая похожим на каменное изваяние с острова Пасхи.
Мысль о жезле не покинула меня, напротив, с настойчивостью уличного прилипалы она домогалась решения. И я направился к каюте капитана. Впрочем, так неуверенно, что приходилось подбадривать себя тем, что хочу лишь взглянуть на вещь принадлежавшую мне.