Вскоре я совсем позабыл о мучившей меня болезни и всецело отдался занятию, с которым, как казалось прежде, наши пути никогда не пересекутся. Плохо ли, хорошо ли, но я ошибался. И свеча до глубокой ночи горела на столе моей каюты, опаляя брови и бороду.
Почему я возвратился к сочинительству? Есть только одно объяснение. Как только я брался за перо и бумагу, передо мной открывался мир бесконечных чудес. Я чувствовал, как шаг за шагом учусь использовать наивысшую силу малейшего ясного мига. Я начинал понимать, вернее даже ощущать, как хрупка и иллюзорна дистанция между разными вещами. Между сегодня и завтра, между одним берегом и другим, между мной и тобой. Я чувствовал, как скоро мы перешагнем стенку пространства и времени.
С радостью я отдавался предчувствиям новой жизни, приближение и наступление коей гарантировалось каждым вдохом и выдохом. Новое бытие маячило впереди, маня, как белыми флагами, свободой и вечностью.
Как-то поздним вечером, когда я подточил перо и занес его над бумагой, привычная тишина нарушилась громким криком: «Земля!! Земля!!!»
Шум и суета, вызванные этим смелым заявлением, заставили и меня выглянуть за дверь. Я попал в возбужденный хоровод товарищей, радовавшихся еле различимому в сумерках силуэту земли. Долгие дни и ночи мы не видели берега и не ступали на твердую почву. Море, окружавшее нас, вымывало из подсознания уже иные воспоминания, похожие на сны дельфинов, казалось, в мире не осталось и клочка суши.
И вот перед нами земля.
Опасаясь подводных камней, мы не решились в темноте подплывать ближе и с нетерпением ожидали утро.
Единственный, кто не разделял общую радость и нетерпение, был капитан Беллфиосса. Он с задумчивым видом забивал поминутно трубку и, прячась в клубах дыма, созерцал доступное только ему.
Тут, наверное, пришла пора вспомнить и рассказать вот о чем. Жезл Вакха, находившийся при мне с того печального дня, как я покинул остров любви, очень заинтересовал Беллфиосса. Он увидел эту штуковину во время одной из наших посиделок и присвистнул от удивления. Мне очень хотелось узнать, что означают имеющиеся на жезле руны, и показал тиреус в надежде, что капитан Беллфиосса разберется в надписях. Капитан долго изучал их, потом листал какие-то старые книги и перебирал древние свитки.
– Ну и что? – нетерпеливо спрашивал я. – Проясняется что-нибудь?
– Знаки, начертанные здесь, говорят о многом, – после долгих изысканий проговорил Беллфиосса. – А если в двух словах выразить общее и главное, на латыни это будет звучать: in noc signo vinces.