Приятно попасть в теплый дом, окончив путь по холодным ноябрьским дорогам. Я так утомился и не стал стелить. Зевая, я включил негромкую музыку «m.davis in a sailent way» и лег на пол. Мягкий ковер похожий на спину гигантского тигра плавно поднялся и полетел. Музыка под ним обрела мелодичную плотность высоких серебристых ветров. Ни одной мысли не удавалось узелком завязаться в голове и нарушить покой. Я как никогда был свободен от ненужных размышлений.
Стук в дверь, тихий и уверенный, вернул улетающий ковер с полпути на юг. Я никого не ждал. Но меня удивило, что три коротких удара в дверь оказались именно теми звуками, которых не хватало. И не задавая глупых вопросов, я отворил.
Фигура у входа в мое жилище вызывала волну искренних чувств. Капитан Беллфиосса в длинном черном пальто и широкополой шляпе смотрелся франтом. Он отличался умением хорошо выглядеть. В каких нарядах я его не видел – от греческого пурпурного плаща, расшитого золотом, который он, подобно софисту Гипию, выткал сам, до мундира офицера наполеоновской гвардии и костюма пожарного с начищенной до блеска каской на голове. Костюмы лишь отражали его настроение.
В руках Беллфиосса держал бутылку вина.
Мы крепко обнялись.
– Глазам своим не верю! – восклицал я.
– Правильно, не верь, – кивал Беллфиосса, передавая бутылку, – не зачем расслабляться.
– Проходи, я сейчас! – кричал я из кухни, с чпоканием выпуская джина.
Визит капитана Беллфиосса взволновал меня, и я немного суетился.
– Ну как ты? Где ты, вообще, бываешь? – вбегая с подносом в комнату, спросил я. – Что нового?
В ответ Беллфиосса раздвинул шторы моего окна на третьем этаже, и я увидел, что вместо привычного пейзажа ночного города из фонарей, деревьев, высотных домов и светлых там плещется море.
Изумленный я попятился и чуть не свалился с подносом.
– Что это? Море?
– Море.
– Какое море?
– Откуда мне знать, – усмехнулся капитан Беллфиосса. – Ты здесь живешь.
Он взял поднос и поставил на стол.
– Вот так фокусы, покусы, – бормотал я, не имея сил отвести взгляд от окна.
Некоторое время мы молчали. Мне сказать было нечего, я ошалело смотрел на море.
– Скажи, – протянул мне вино Беллфиосса, – ты написал что-нибудь здесь?
– А я должен был что-то написать?
– А какой тогда смысл забирать тиреус?
Беллфиосса сидел в кресле напротив и в упор смотрел на меня. Его бездонные глаза ничего не выражали, как будто смотришь в глаза хищника, птицы или рыбы. Пустые, красивые и завораживающие.
– Да, я забрал его из твоего письменного стола. Но вещь-то моя.
– Я в претензии. Жезл твой. На кой тебе он, если ты не пишешь?