День Бахуса (Колокольников) - страница 91

– А чего мне бояться? – неуверенно пробормотал я.

– Действительно, чего, – поддержал Ангел.

Мы стояли друг напротив друга и как ни в чем не бывало скалили зубы, как два молодых волчонка. Ангел выглядел нагло, а я испуганно.

– Эй, брудеры (братья), ну где вы там! Идите же! – позвал Ганео с кухни. – Всё готово! Давайте похмеляться!

– Ну что, пойдем, – сказал Ангел.

– Ну пойдем, – сказал я.

За столом, работая руками и ртом, я наелся и напился в считанные минуты. Разговор шёл о чем-то смешном, кажется, об одной девице курившей пупком на вечеринке у группы Queen. Как вдруг, стукнув по столу кулаком, я неожиданно прервал беседу и крикнул:

– Итак, сударики! Значит, вы и есть самые настоящие черти! И правда, получается, не так страшен черт, как его малюют!

– А ты кто ? – поперхнулся Ганео, изумленно глядя на меня, будто увидел в первый раз. – Ты-то сам, думаешь, кто?

Опешил и я.

– А я кто ?

– А ты кретин! – злобно засмеялся Ангел. – Болбес, тебе ж сказали!

Обиженный не лестным замечанием в свой адрес я схватил со стола бутылку и замахнулся, чтобы заехать обидчику в лоб. Но не рассчитал. За спиной что-то зазвенело, из разбившейся бутылки мне на голову и за шиворот полилось вино. Ангел с силой пихнул меня в грудь, и я повалился на бок. Голова въехала в угол чего-то твердого, одаривая веселыми искрами и звездочками перед глазами. Охнув, я отключился от мира.

В сознание я пришел глубокой ночью. Было темно и окна соседних домов не светились. Никого рядом не было. Потрогав гудевшую голову и слипшиеся волосы, чувствуя легкую тошноту и желание пить, я еле дотянулся до стола и пошарил по нему рукой. Пустые тарелки, бутылки и стаканы жалобно зазвенели в ответ. Выругавшись, не поднимаясь с колен, я пополз в ванную. И хотя чувствовал я себя прескверно, соображал туго, не составило труда понять, что нахожусь я не у себя дома.

В том месте, где должен быть проход в коридор, моя голова воткнулась в треножную подставку для цветов. Таковой у меня никогда не водилось. С предельной комичностью глиняный горшок смазал мне по виску и разбился, предоставляя возможность ощутить всю прелесть положения человека, пришибленного горшком и усыпанного землей.

В дальней комнате включили свет. И я распластанный на полу, усыпанный комьями, словно пехотинец после артобстрела, увидел, что вход в коридор был несколько правее, и кто-то шлепал по нему босыми ногами.

Когда надо мной загорелся свет, я буквально чуть не превратился в мышь, готовую забиться в любую щель.

Я приподнял голову. В дверном проеме стояла молодая заспанная женщина и с упреком смотрела на меня.