— Ты ещё пожалеешь! — повторила она, и голос её при этом прозвучал хрипло, жёстко.
Глядя в глаза Пелагеи, Стенину почудилось, что он смотрит на стволы нацеленных на него пистолетов. Ещё секунда — и выстрелят! Ему пришлось проявить силу воли, чтобы выдержать её взгляд. Какое-то время они словно бы играли в игру «Кто кого переглядит». Пепа проиграла. Она фыркнула и отвернулась, запал иссяк, плечи поникли, руки задрожали.
Стенин коснулся пальцами скулы и подумал, что стервозная девчонка неплохо его пропечатала. Но чем? Ответ на этот вопрос он обнаружил на полу возле двери. Там лежал ящик от шифоньера. Пелагея, получается, вынула из ящика бельё, постучала в дверь и... случилось то, что случилось. Лихо! Девчонка зря время не теряла, вынашивала план побега — глупый и отчаянный, но всё же план. По крайней мере, врасплох своего «тюремщика» она застать сумела.
Ругая себя за то, что не всё предусмотрел, он вынул из шифоньера два оставшихся ящика, поднял тот, что лежал на полу и вышел из комнаты. Ящики бросил в кладовку и задумался: что ещё могло остаться в спальне, чем бы Пепа могла бы его огреть? Дверца от тумбочки? Нет, вряд ли она сможет так просто, без шума, её отломать. Но это неважно, Стенин решил в разы усилить бдительность. Хрен ещё эта девчонка застанет его врасплох!
Урок усвоен.
А сейчас нужно как-то с сестрой объясниться.
Раиса ждала его в гостиной. Она стояла возле камина, уперев мясистые руки в объёмные бока, и всем своим видом словно бы говорила: «И в какое же дерьмовое дельце ты, братишка, ввязался?».
— Вот только давай без скандала, хорошо? — он произнёс это довольно грубо. Решил первым пойти в атаку. — Да, согласен, выглядит всё это странно, но...
— Странно?! — перебила его Раиса. — У тебя, Лев, в доме какая-то девка и, как я успела заметить, держишь ты её здесь насильно! Нет, это не странно! Это, чёрт бы тебя побрал... я даже не знаю, как назвать!
— Всё не то, чем кажется.
— Да неужели? Ну, объясни мне тогда!
И он объяснил — выложил всё, как на духу. Утаил лишь то, что головные боли подталкивают его к мысли о неизлечимой болезни и именно эти мысли стали тем самым рычагом, побудившим сделать на закате жизни что-то правильное, важное, то есть — помочь алкоголичке Пелагее. Не хотелось ему, чтобы сестра знала о головных болях и о его тревожных подозрениях. Она ведь сразу же такую бурную деятельность разведёт, что мама не горюй! Сегодня же потащит его в больницу. Мысль о спасении брата станет для неё главенствующей и неистребимой. Да она поселится здесь, чтобы о нём заботиться! А оно ему надо?