ОнасхватиластулиобрушилаегонаспинуСтенина.
— Я, матьтвою, вполнейшемвосторге!
Изнываяотболи, Стенинподумал, чтосдохнетнаэтойкухне. Иемусталовдругжалконесебя, аптиц, которыхнекомубудеткормить. Пелагеяотбросиластулиспросилапритворноделовымтоном:
— Слушай, аутебячасомнетсекатора? Яведьраньшеименносекаторомпользовался, когда...отсекал. Очень, скажуятебе, удобнаяштука, р-раз—иготово!
Стенинувспомнилсятотсекаторскраснымипластиковымиручками, чтоонвиделвфотомастерскойОтсекателя. Вспомнил, ивнутриунеговсёпохолодело.
— Нуничего, можноибезсекатора, — заявилаПелагеярассудительно. —Обойдусь. Ножтожеподойдёт.
— Ты—нетвойотец, Пелагея! —выкрикнулСтенинвотчаяннойпопыткееёусмирить. —Простоосознайэто! Твойотецдавномёртв!
Онарезкомотнулаголовой.
— Не-а, яживеевсехживых! Никогдаещёнеощущалсебятакимживым! Изнаешь, что, полковник?.. Радиэтогоощущения, пожалуй, стоилоумирать.
БольшевсегосейчасСтенинжалелотом, чтомалосмыслитвпсихологии. Будьонпсихологом, возможно, нашёлбыправильныеслова, которыесмоглибывразумитьэтудевчонку. Но, увы, вголовулезлилишьрождённыестрахомфразывроде: «Ты—нетвойотец! Пожалуйста, одумайся!»Иэтисловахотелосьоратьвовсюглотку, словноегокрикточнотаранмогврезатьсявмозгиПелагеи, встряхнутьихипривеститакимглупымобразомеёпсихикувпорядок.
— Ты—нетвойотец!
Пелагеяподошлакстойкемеждураковинойипосудомоечноймашиной, взяланебольшойнож, слюбопытствомегорассмотрела.
— Нет, непойдёт. Слишкоммаленький. Ятебевотчтоскажу, полковник, еслитырешилчто-тоотсечь, торазмеримеетзначение. Яведьневсегдасекаторомпользовался, уменяножскладнойбыл, хорошийтакойножик, японский. Таквотяимпоначалу...Делалвсёнаэмоциях, сампонимаешь, апотомунеслишком-тосознавал, чтоотсекатьтакимножомнеудобно. Апотом...потом, конечно, тожебылиэмоции, ониникуданеисчезли, нопоявилоськакое-тоэстетическоенаслаждениепроцессом.
Тогда-тояивыбралножпобольше, иуженескладной. Сталогораздо, гораздоудобней. Нуазатемужидосекатораделодошло. Отличныйбылсекатор, тожеяпонский, недёшевомнеобошёлся. Нооноведьтогостоило, каждыйпотраченныйзанегорубльсебяоправдал. Я, когдавпервыееговрукивзял...даженезнаю, какэточувствоописать...словноутраченнаякогда-точастичкаменясамогосновакомневернулась. Этоттакромантично, верно?
Слушаяэтотманьячныйбред, Стенинпыталсялихорадочносообразить, чтоемуделать. Иненаходилниединоговразумительноговарианта. Егособственныйорганизмпредалего, ослабпочтидомертвенногосостояния, будтоигралнасторонесвихнувшейсядевчонки. Вголовеогненнаябурябушевала, авживотеразливалсяхолод, рукииногионемели, передглазамивсёрасплывалосьиреальностьказаласьболезненнымсном. ТолькохрипловатыйголосПелагеизвучалчётко, резко, словновытесниввсёостальноеназаднийплан: