Одержимая Пепа (Видинеев) - страница 76

К дьяволу усталость! Он не может позволить себе бояться! Страх — это как раз то, чего Отсекатель и добивался. Страх — главное оружие психованного ублюдка. Нужно взять себя в руки!

Стенин решительно отстранил ладони от ушей, сказал с вызовом:

— Я не боюсь! Можешь, хоть всю ночь выть!

Вой прекратился. Захрустел снег под ногами Пепы — она уходила. Стенин ощутил что-то вроде триумфа, словно это его воля прогнала одержимую девчонку. Впрочем, радость призрачной победы тут же сменилась тревогой, потому что по вискам изнутри будто кувалдой ударило, голова закружилась, бросило в жар. Какое-то время, тяжело дыша, Стенин балансировал на грани потери сознания, ему опять мерещилось, что вокруг летают чёрные птицы. Потом полегчало.

Стенин долго сидел, прижимая ладони к вискам и отстранённо глядя в пространство перед собой, затем улёгся, закрыл глаза, отчаянно желая, чтобы глубокий сон снова забрал его.

«Я скоро умру», — подумал он. Эта мысль возникла неожиданно, в сознании словно бы вывеска с этими словами вспыхнула. И никаких особых эмоций она не вызвала — ни страха, ни грусти. Как будто смерть — это нечто обыденное, незначительное. За этой мыслью пришла другая: «Я не боюсь смерти, но у меня осталось незаконченное дело». И эмоции всё же прорвались — злость, досада. Ему было тяжко сознавать, что, когда он уйдёт в мир иной, Отсекатель останется здесь, и погубит не только Пелагею, но, возможно, ещё много людей. Это просто высший пик несправедливости!

— Стенин, это я, — раздался голос Пелагеи за дверью. — Он ушёл. Ты ведь не спишь, да?

— Нет, не сплю, — ответил он устало. Услышал шорох и догадался, что девчонка села на пол возле двери. Представил, как она сидит, обхватив руками колени — понурая, с печалью в глазах.

Прошло не меньше минуты, прежде чем она заговорила:

— Холодно... там, куда я попадаю, когда он приходит, теперь холодно. И страшно. Ты был прав, скоро я уйду туда и уже не вернусь, я это чувствую, — она долго молчала, потом продолжила таким тоном, словно находилась в полудремотном состоянии: — Я слышала, как ты спросил его про жирафов..., и я поняла, почему ты задал этот вопрос... Я всё поняла. Не было никаких походов в цирк по субботам... Не было никаких жирафов. Я всё это выдумала, и сама же в эту хрень поверила. Придумала сказку про заботливого любящего папашу. Зачем? Наверное, мне так было легче. За этой ложью я словно бы от чего-то пряталась. Мой отец был паршивым отцом, он мать избивал и нам с бабушкой доставалось. Я всё вспомнила. Сказки больше нет. Теперь я знаю правду и что мне с этой правдой делать, а, Стенин?