Он отключил запись, позвонил в полицию и заявил, что по адресу такому-то совершено преступление. Облегчённо выдохнул.
— Фух! Да уж, это было непросто. Надеюсь, при вскрытии в моей голове действительно найдут опухоль, — он засмеялся и на этот раз его смех был не истеричным, а вполне чистым, от души.
— Полковник! — Пепа дёрнула привязанной к трубе рукой. — Не делай этого, полковник!
— А вот и ты, мразина, — Стенин отложил телефон, взял нож. — Что, страшно тебе? Не хочешь возвращаться в ад?
За окном замелькали тени. Вороны кричали так, словно их жизни зависели от мощи грая. Пепа повторила, глядя на Стенина исподлобья:
— Не делай этого! Мы можем договориться. Я больше не стану вредить ни тебе, ни девчонке. Со временем я смогу разорвать нить, что нас с тобой связывает, и мы разойдёмся, забудем друг о друге. Согласись, полковник, это хороший вариант. Ты будешь жить! — на лице Пепы проступило что-то звериное, в глазах появились красноватые огоньки. — Ты не представляешь, что тебя ждёт после смерти! Все твои ночные кошмары, вся боль, что ты в жизни испытывал, покажутся тебе пустяками! Положи нож и живи!
В окно врезалась ворона, затем ещё одна.
Стенин глядел на нож в своей руке. Ему не было страшно, напротив, он испытывал странный восторг от того, что предстояло сделать. И меньше всего его сейчас волновали те ужасы, что сулил Отсекатель после смерти. В сознании возникали лица отца, матери, жены, друзей детства и Лев Аркадьевич Стенин воспринимал эти образы, как подарок. В глазах близких людей ему виделся посыл: «Ты прощён. Какие бы грехи ты не совершил в жизни, теперь ты прощён».
Вороны отчаянно бились в окна, стёкла покрылись трещинами.
«Жизнь продолжается», — мысленно произнёс Стенин, впервые имея в виду не собственную жизнь.
— Положи нож! — с мольбой попросил Отсекатель.
Стенин ухмыльнулся.
— Да пошёл ты!
И вспорол себе горло.
Пепа взревела точно раненый медведь, дёрнулась, а потом вцепилась зубами в пояс, пытаясь растерзать её и освободиться. Разбились стёкла в одном окне, в другом. Вместе с потоком стылого воздуха в гостиную, теряя перья, влетели вороны. Истерично каркая, они врезались в стены, в мебель, сшибали декор. А Пепа продолжала остервенело грызть верёвку, её дёсны закровоточили, в глазах пульсировали красные огоньки.
Стенин выронил нож, откинулся на спинку кресла. Жизнь вытекала из него, но он испытывал удовлетворение. И когда все вороны в гостиной попадали на пол, а на улице стихло карканье, полковник перестал быть частичкой этого мира.
Пелагея обмякла, выдохнула измождённо;