С другой стороны, некоторые видные религиозные мыслители и философы Русского Зарубежья подчеркивали значение Достоевского как критика современного мира с позиций мистики, как писателя, открывшего истинное предназначение человека на основе глубокого понимания православия. Этот аргумент выдвигался Н. Бердяевым и Л. Шестовым в философии, С. Булгаковым и Г. Флоровским в богословии; авторитетная биография, написанная К. Мочульским, членом «Круга» и «Нового града», немало послужила распространению этой трактовки>4. В целом же, эти авторы опускали антисемитские, антипольские выпады Достоевского и вообще проявления свойственной ему ксенофобии или приводили в его оправдание призыв писателя к христианскому милосердию в отношении всех людей.
Отношение Зарубежной России ко Льву Толстому также было отмечено чертами некоторой двойственности. Каждый признавал литературные достоинства Толстого — его стиль, его абсолютно правдивое описание чувств и поступков огромного числа русских типажей и отдельных личностей. Не вызывала разногласий и толстовская философия истории, поскольку она подчеркивала решающее значение случая и стечения обстоятельств. В противоположность марксизму (или историческому материализму) Толстой отрицал действие так называемых объективных сил или железных законов истории. По крайней мере так это представлялось на фоне всего произошедшего, а большинство читателей-эмигрантов глубже не заглядывали. Популярность исторических романов Марка Алданова во многом объясняется тем, что он следовал манере письма Толстого: простой и ясный стиль Алданова был, возможно, слегка более галльским, чем стиль мастера, но его живое изображение исторических персонажей и его философия истории подчеркивали непредсказуемость последствий случайных событий и людских поступков.
В творчестве Толстого была и другая сторона: его идеализация крестьянства и проповедь анархизма и непротивления. Эта позиция Толстого была неприемлема для изгнанников, которые на собственном опыте познакомились с проявлениями анархии, ненавистью и насилием, на которые оказались способными крестьяне. Многие эмигранты также верили, что идейные и религиозные взгляды Толстого сыграли свою роль в подготовке революции. Действительно, бунт писателя против всех общественных институтов и властей в немалой степени послужил подрыву стабильности и социального согласия в дореволюционной России. Он внес разлад в умы многих интеллектуалов и привел к бессилию интеллигенции перед лицом войны, насилия, макиавеллиевской жажды власти, характерной для Ленина и большевиков. Примечательно, что во время празднования столетия со дня рождения Толстого в 1928 г. эмигранты подчеркивали литературный гений романиста, обходя молчанием его общественно-религиозные и политические идеи, снисходительно пожимая плечами по поводу досадных заблуждений великого человека. Например, в развернутой речи, с которой В. Маклаков выступил на толстовских торжествах в Париже и в Праге, говорилось о Толстом как о человеке (которого он знал лично) и о Толстом-писателе. Маклаков только кратко и вскользь упомянул о политических и религиозных «заблуждениях» Толстого