.
Академические группы русских ученых создавались для того, чтобы, во-первых, оказывать материальную поддержку ученым-эмигрантам; во-вторых, помогать ученым продолжать их научную работу; в-третьих, распространять знания о русской науке и культуре в зарубежных странах. Позднее возникла и четвертая цель — взаимодействие и сотрудничество с теми организациями, которые стремились дать эмигрантам молодого поколения (и их детям) такое образование, которое подготовило бы их к профессиональной деятельности на родине.
Как мы уже отмечали, наиболее серьезные попытки достичь эти цели предпринимались в Чехословакии. Так называемая «Русская акция» способствовала созданию в Праге Русского университета, а также ряда исследовательских учреждений. В числе наиболее известных русских историков, работавших в Праге, следует назвать А. Кизеветтера, Е. Шмурло, В. Францева, Г. Вернадского (до его переезда в Соединенные Штаты в конце 20-х гг. ), более молодых М. Шахматова и А. Соловьева. В Русском университете занимались некоторые «молодые» историки — С. Пушкарев, Г. Флоровский, Н. Андреев (в течение некоторого времени также М. Карпович).
Борьба за выживание отнимала у эмигрантов львиную долю сил и времени. Этим в значительной степени объясняется то, что они не писали объемные исследования и монографии или же создавали таковые, только достигнув некоторой финансовой стабильности, как это было с «удачливыми» правоведами В. Эльяшевичем и Б. Нольде или с П. Милюковым. Некоторые, например Н. Бердяев, существовали на «пожертвования», поступавшие от почитателей, чаще всего американцев, и друзей.
Трудности возникали даже с написанием малообъемных работ, в основном — из-за недостатка материалов. В ведущих европейских университетах не было необходимых источников о России. Даже печатные материалы находились в разных городах, а при технических, юридических и экономических условиях, которые тогда существовали, копирование документов или поездки были практически недоступны для эмигрантов. Определенный этноцентризм, присущий историографии того времени, не позволял большинству эмиг-
рантских историков обратиться к изучению иностранных архивных источников по истории России. Были, правда, и заметные исключения. Так, Е. Шмурло продолжал изучение русско-итальянских связей, однако он практически ничего не добавил к тому кругу ватиканских источников по данной проблематике, который был им выявлен и частично опубликован до 1917 г. А. В. Флоровский с середины 20-х гг. начал писать монументальный двухтомный труд по истории чешско-русских отношений в средние века и в раннее новое время. Насколько мне известно, однако, более никто из исследователей-эмигрантов не пытался изучать архивные собрания в Париже, Берлине или где-либо еще на предмет содержащихся в них «русских» материалов. Отчасти это объяснялось тем, что иностранцам в то время было трудно получить доступ в архивы, отчасти же, как я подозреваю, тем, что в дореволюционной России основное внимание исследователей было устремлено на внутреннюю историю страны, и они не отдавали себе отчета в том, какой потенциал для познания самих себя заключен в возможности взглянуть на себя со стороны.