. Острие критики было направлено против материалистических и телеологических (детерминистских) пристрастий современной русской историографии, которую упрекали также в том, что она обошла молчанием метафизические и духовные искания русской интеллигенции XVIII и XIX вв.
Флоровский выступил продолжателем именно этой линии. Его предшественник, М. Гершензон, один из авторов «Вех», с симпатией писал о славянофилах и о поколении 1810—1820-х гг., уделяя основное внимание их духовным устремлениям. Вместе с тем Гершензон остановился лишь на не специфически религиозных вопросах, не проявив интереса к выявлению тех аспектов патристики и истории русской духовности, которые явились источниками вдохновения для его героев. Равным образом его не слишком волновал подтекст их философских воззрений. Помимо Гершензона, на Флоровского оказали влияние сочинения В. Соловьева, Г. Ренувье, А. Бергсона и американских прагматиков Ч. С. Пирса и У. Джемса. В сочетании с его собственным опытом, приобретенным во время революции и гражданской войны, эта солидная философская база позволила Флоровскому по-новому (в том числе и по сравнению с Гершензоном) взглянуть на историю русской мысли. В нескольких очерках, посвященных Ф. Тютчеву, В. Соловьеву, Н. Федорову и Л. Толстому, Флоровский раскрыл метафизические предпосылки, содержащиеся в их идеях. Он пришел к выводу, что их основная «ошибка» состояла в том, что они придерживались эволюционистских взглядов и, что еще более важно, подверглись «соблазну», уверовав в некую утопическую цель как конечный итог развития исторического процесса.
Последствия действия двух этих основных заблуждений Флоровский показал в очерке о «метафизических предпосылках утопизма». В статье, посвященной А. Герцену, он показал, как его увлечение натурфилософией, утопизмом, духовно-религиозными исканиями вне христианства, сформировало его в принципе негативное и трагическое в историческом аспекте мировоззрение. Свое исследование о природе религиозных исканий Герцена Флоровский представил в качестве диссертации в Русском университете в Праге. Защита прошла успешно, но вызвала живую, не всегда выдержанную в дружественных тонах дискуссию, в которой приняли участие такие светила, как Милюков. Диссертация Флоровского не получила широкого отклика, которого она заслуживала, поскольку не была опубликована эмигрантской печатью, ориентировавшейся на доминирующие традиционные позитивистские и либеральные взгляды (вышла лишь краткая обобщающая статья).
Основной новаторский вклад Флоровского в историографию — это его труд «Пути русского богословия». Он увидел свет в 1938 г., печатался и распространялся в Белграде. Книга практически не привлекла к себе внимания, если не считать полемической рецензии, помещенной в издававшемся Бердяевым в Париже журнале «Путь». «Пути русского богословия» дождались своего часа лишь после второй мировой войны, когда в Соединенных Штатах пробудился интерес к русской истории, и стали классической работой в своей области. Второе русское издание появилось лишь в 1982 г. Первое издание стало библиографической редкостью, поскольку склад в Белграде, где находился тираж, был разрушен во время бомбежки. Предпринималось много неудавшихся попыток осуществить английское издание, которое лишь сейчас находится в процессе подготовки к печати.