Наконец, в книге рассматриваются характерные черты церковного и светского образования, полученного ведущими мыслителями, и философские пристрастия и идейные взгляды, которые они усвоили. Флоровский доказывал, что каждый мыслитель и каждое поколение обладают своим набором характерных психических особенностей и разделяют философские убеждения, которые соответствуют их мировоззрению. Это позволило ему выявить «ошибочные линии», т. е. те идеи, которые вносили дисгармонию и обуславливали конечную неудачу определенного мировоззрения. Флоровский создал групповой идейный портрет каждого поколения, оставившего свой след в истории русской мысли, например образованной русской элиты XVIII в., стремившейся создать новый культурный синтез с западными светскими и религиозными идеями, духовных исканий времени царствования Александра I, нигилистического позитивизма 1860-х гг. с его приверженностью материалистической утопии и апокалиптических настроений первых лет XX в.
Важно отметить, что Флоровского интересовала только «высокая культура» русской религиозной жизни и мысли. Народных религиозных представлений и верований он касается лишь изредка. Как мы увидим, этот пробел был хотя бы отчасти восполнен другим эмигрантским историком-новатором Г. Федотовым.
Рассматривая историю русской философии и религиозной мысли, Флоровский не мог не остановиться на некоторых западных влияниях: греко-византийском, латинском влиянии XVI в., которое достигло своего апогея в неосхоластической протестантской форме в XVII в. и продолжало оказывать влияние в течение всего XVIII столетия; протестантской «внутренней религиозности» и метафизики Лейбница в начале XVIII в., которые подготовили почву для идеализма и романтизма с их увлечением натурфилософией и утопизмом. Последний получил материалистическое истолкование под воздействием западного позитивизма и сциентизма, которыми увлекалось поколение 1860-х гг., и, наконец, философии неокантианства и символистской эстетики, которые оказали заметное влияние на идеи Серебряного века, хотя одновременно обозначали возврат к национальным культурным и духовным традициям. Понимание Флоровским этих «влияний» явилось радикальным отходом от представлений о механическом восприятии идей, которые господствовали в позитивистской историографии общественной мысли; оно оказало непосредственное воздействие на развитие исследований истории русской мысли на Западе. «Вообще сказать, вопрос о генезисе системы или мировоззрении нельзя подменять вопросом о «влияниях». Не всякое влияние есть тем самым зависимость, и зависимость не означает прямого заимствования, — «влиянием» будет и толчок, побуждение, «влияние» может быть и от обратного. Во всяком случае, не следует ссылкою на «влияния» заслонять самодеятельность мыслителя. Вопрос о влияниях может быть верно поставлен и надежно решен только в том случае, когда генетический процесс может быть восстановлен в целом и прослежен в смене своих фаз. При этом, конечно, всего важнее распознать и схватить основную интуицию, найти исходную точку развития, — иначе и о «влияниях» говорить будет трудно... »