Оценивать эти различия непросто из-за временного расстояния, разделяющего две эти эмиграции. Германско-австрийская еврейская эмиграция проходила после того, как различные международные организации помощи беженцев и государства, принимавшие эмиграцию, многому научились на опыте русских. Более важен тот факт, что немецкие евреи эмигрировали непосредственно перед или даже во время второй мировой войны. Обстоятельства сразу же складывались так, что их знания или опыт могли представлять ценность для главных держав, вовлеченных в войну, — Соединенных Штатов и Великобритании, основной целью которых была победа над фашистским режимом. (Вместе с тем были и примеры весьма гнусного обращения с эмигрантами, возникшего на волне истерии по поводу «пятой колонны», когда после начала войны беженцы из Германии были объявлены «союзниками врага». )
Период вынужденной эмиграции оказался для беженцев из Германии и Австрии относительно коротким: после 1947 — 1948 гг. они получили возможность вернуться или по крайней мере посетить родину. Многие тогда все-таки не вернулись. Томас Манн, например, предпочел после войны обосноваться в Швейцарии. Большинство беженцев не возвратились в те учреждения, откуда они были изгнаны до эмиграции, хотя несколько профессоров приехали читать лекции в Германию и в Австрию. Ряд политических деятелей, прежде всего молодые лидеры социал-демократической партии (Э. Рейтер, В. Брандт, Э. Олленхауэр), вернулись, чтобы возобновить успешную деятельность в Западной Германии. (Некоторые немецкие эмигранты, уцелевшие после сталинских репрессий, были назначены командованием Красной Армии на административные посты в Восточной Германии. )
В силу всех этих причин «Германское зарубежье» так и не возникло. Существование Зарубежной России в этом смысле является феноменом XX в. Её активная и творческая культурная жизнь оказала воздействие на страны, где проживали русские эмигранты, и наконец становится все более известной в России. Эти два обстоятельства делают Зарубежную Россию еще более примечательным явлением.
Нет смысла перечислять достижения русской культуры в эмиграции — в области литературы, науки, искусства, музыки и т. д., — многие примеры уже были приведены выше. Мне бы хотелось, однако, создать несколько обобщенных портретов деятелей культуры Русского Зарубежья, которые позволят глубже понять этот феномен. Характер и размер вклада эмигрантов в культуру зарубежной страны зависели от того, оставались ли они в изоляции или им удавалось установить связи с местным обществом и его институтами. Это было особенно сложно для тех, чьим основным инструментом был язык. Писатели, а также в большинстве своем ученые-гуманитарии были отделены от окружавшей их культурной среды настолько, насколько они продолжали использовать в своей работе русский язык. Соответственно, влияние прозаиков и поэтов было незначительным; даже если их произведения переводились на иностранные языки, они не оказывали заметного воздействия на местную литературу. Когда же писатель использовал для самовыражения иностранный язык, он имел возможность влиться в местную национальную литературу. Правда, так обычно случалось с представителями молодого поколения литераторов, которые достигли творческой зрелости в эмиграции. Среди них можно назвать Дж. Кесселя, А. Труайя, 3. Шаховскую, 3. Ольденбург и, разумеется, В. Набокова. Впрочем, и воздействие зарубежной литературы на писателей-эмигрантов было мало заметным. Правда, временами можно говорить о влиянии Пруста, а также об элементах сюрреализма, но в основном русская литература за рубежом не изменилась. В других сферах культуры, где язык не был основным средством общения, интеграция или по крайней мере установление тесных связей с иностранным окружением происходили гораздо быстрее и успешнее.