Хотя в Париже не было Русского университета, подобного пражскому, он стал центром изучения и преподавания религиозных дисциплин после того, как в 1925 г. здесь были основаны Свято-Сергиевский Богословский институт и семинария. Более подробно работу этих учебных заведений мы рассмотрим в главе, посвященной церкви и религии. Кроме того, в Париже, как и в Праге, был Народный или Свободный университет, где по вечерам или в нерабочие дни читались лекции по широкому кругу научных и практических проблем, призванные утолить жажду знаний и интеллектуальные запросы тех многочисленных изгнанников, кто проводил большую часть времени на работе, обеспечивая свою семью. Народный университет давал возможность ученым-эмигрантам представить на обозрение широкой аудитории результаты своих исследований. Он старался охватить своей деятельностью молодежь и подростков. Специальные лекции для них проходили по четвергам (свободный от школьных занятий день в довоенной Франции) и по субботам. Эти лекции были посвящены главным образом истории и литературе, хотя проводились и занятия по естественной истории, географии и искусству, сопровождавшиеся показом иллюстраций. Таким образом, Народный университет в Париже дополнял усилия образовательной школы по передаче подрастающему поколению традиций и достижений русской культуры. Эту же задачу выполняло заочное отделение Технологического института. Целый ряд технических специалистов и инженеров получили дипломы этого отделения и затем устроились на престижную работу в провинции или за границей>19.
Положение в Белграде, Софии и Риге мало отличалось от Парижа и Берлина в самые первые годы эмиграции. Русские научные институты (и Академические группы) объединяли ученых-эмигрантов и предоставляли им возможность выступать с лекциями по проблемам, над которыми они работали. Иногда ученых-эмигрантов приглашали читать лекции в местные университеты, особенно тех, кто мог преподавать на местном языке (как, например, П. Бицилли в Софии и Ф. Тарановский в Белграде). В Белграде Научный институт издавал журнал, где печатались статьи представителей местной научной общественности и ученых из других стран. Число русских беженцев в Югославии было очень значительным, они представляли собой весьма сплоченное сообщество, однако в целом у них не было столь высоких интеллектуальных запросов, как в других центрах эмиграции. Хорошо развитая сеть школ продолжала действовать в течение всего изучаемого периода, но в области высшего образования здесь больших усилий не предпринималось. Приезжие лекторы, посещавшие Югославию по приглашению Научного института, отмечали «провинциализм» и узость интересов здешних эмигрантов. Возможно, здесь кроется объяснение того факта, что они так легко вливались в структуру югославского общества. Другая причина заключалась, вероятно, в особенностях этой группы эмигрантов, где было много военных, казаков, и где преобладали монархические, консервативные и даже откровенно реакционные настроения. Подобное положение отпугивало ученых-эмигрантов, которые в большинстве своем придерживались либеральных или умеренно социалистических взглядов. Интеллектуальная изоляция, в которой находился в Белграде П. Струве, говорит сама за себя: даже несмотря на то, что он стал консерватором, умеренным монархистом и глубоко верующим человеком, местное эмигрантское общество не могло простить ему былых связей с марксизмом и партией кадетов, его роли в журнале и союзе «Освобождение» и руководство оппозицией старому режиму накануне революции 1905 г.