Здесь имеет место очевидное желание спрятаться за мысленными построениями, которые исходят из искусственного разделения всего на отдельные сферы, с целью избавиться от бесполезного, грубого и неудобного концепта «повседневной жизни». Этот концепт возвращает к тому, что осталось от каталогизированной и классифицированной действительности, к тому остатку, на который многие терпеть не могут поднимать глаза, потому что в нём видится целостный подход; и он требует комплексных суждений, политических выводов. Говорят, что часть интеллектуалов тешит себя таким образом иллюзией причастности к господствующему слою общества, в силу того, что им принадлежит одна или несколько культурных специализаций; что на самом деле должно было бы делать их первыми, кто разглядит, насколько вся эта господствующая культура уже изъедена молью. Но вне зависимости от нашего суждения о том, насколько эта культура последовательна и интересна в своих элементах, она подвергла вышеупомянутых интеллектуалов отчуждению, заключающемуся в том, чтобы верить, что они, находясь на небе социологов, не имеют никакого отношения к повседневной жизни любых народных масс, или в то, что они слишком высоко забрались по лестнице человеческих возможностей, при этом не замечая, что сами они – по сути такие же бедняки.
Безусловно, специализированная деятельность существует; более того, в текущую эпоху именно она практикуется повсеместно, что всегда полезно признавать, отбросив иллюзии. Повседневная жизнь – это не всё подряд. Хотя и можно наблюдать её диффузию в специализированные виды деятельности, вплоть до того, что в некотором смысле мы всегда находимся внутри повседневной жизни. Но если мы решим набросать простейшую пространственную схему всех видов деятельности, повседневную жизнь нужно будет рисовать в самом центре. Всякое частное начинание и всякое воплощение именно здесь обретают своё истинное значение. Повседневная жизнь – это мера всего: успешности или, скорее, безуспешности человеческих отношений; использования проживаемой жизни; поисков, происходящих в искусстве; революционной политики.
Мало напоминать, что прежние лубочные картинки науки про незаинтересованного наблюдателя в любом случае являются ложными. Необходимо подчёркивать, что в этом вопросе незаинтересованное наблюдение невозможно даже более, чем где бы то ни было. Проблемы с тем, чтобы даже подступиться к области повседневной жизни, возникают не только потому, что она уже становится местом встречи эмпирической социологии и концептуального анализа, но и потому, что именно её избрало сегодня целью всякое революционное обновление культуры и политики.