Задача настолько высока, что автор берётся за неё, заранее уверенный в крахе, словно вызывая на бой самих богов.
Тайны Природы добывают силой. Определившись в космической чаще, исследователь идёт к проблеме прямиком: он – охотник. Для Платона, как и для Святого Фомы, учёный – это человек, отправляющийся на охоту, thereutés, venator[29]. Если есть оружие и воля, добыче от него не уйти: новая истина неизбежно упадёт к его ногам, как подстреленная на лету птица.
Но тайну гениального художественного творения таким интеллектуальным наскоком не взять.
Она, я бы сказал, противостоит силе, а открывается только любви. Ей, как и научной истине, нужно отдать всю старательность и внимание, но напрямую, по-охотничьи, к ней не подступиться. Здесь необходимо не оружие, а, может быть, нечто другое: назовём его мысленным благоговением. Вещь уровня «Дон Кихота» осаждают, словно Иерихон. Нашим мыслям и чувствам предстоит много раз описывать и лишь постепенно сужать широкие круги, как бы разнося по воздуху гром запредельных труб.
Мирный идальго, написавший книгу, Сервантес уже три столетья покоится на райских пажитях и, с печалью глядя вокруг, ждёт, когда же родится потомок, способный его понять!
Эти мои размышления, за которыми последуют другие, конечно же, не собираются посягать на окончательную разгадку «Дон Кихота». Они – своего рода широкие круги, которые неспешно и неостановимо описывает мысль, безысходно прикованная к бессмертному произведению искусства.
И последнее. Думаю, читатель различит в любом уголке этих очерков озабоченность пишущего судьбой его страны. Мысли автора и тех, к кому он обращается, рождены одним: отрицанием сегодняшней немощной Испании. Но остановиться на отрицании было бы бесчестно. Произнося слова отрицания, человек, сохраняющий веру и достоинство, обязуется найти слова утверждения. Я хочу сказать, всеми силами к этому стремится.
Так поступаем и мы. Отрицая нынешнюю Испанию, мы пускаемся на отважные поиски другой. Это доблестное начинание не даёт нам покоя. Оно проникает в сокровеннейшие, потаённейшие мысли каждого, так, что любой, даже самый слабый наш душевный проблеск становится, как это ни удивительно, ещё одним шагом на пути к новой Испании.
Предварительное размышление
Ist etwa der Don Quixote nur eine Posse?
H. Cohen. Ethik des Reinen Willens[30]
Эскориал возвышается на вершине холма, чей склон порос густым ясеневым и дубовым лесом. Лa Эррериа – вот как называется это место. Благодаря пышной растительности, покрывающей её подножие, гигантская базальтовая глыба меняет облик со сменою времён года: зимой она красная, словно медь, осенью отливает золотом, а летом рядится в зелень. Всякий год весна врывается сюда внезапно, бурно, стремительно, нахлынув, словно эротическое видение в закоченелую душу отшельника. С изумительной быстротой деревья надевают светло-зелёный наряд, земля покрывается изумрудом травы, который иной раз пестрит то ромашковой желтизной, то лиловыми пятнами лаванды. Здесь есть места, где царит удивительное безмолвие, которое, впрочем, никогда не бывает абсолютным. Едва всё вокруг затихнет, как свободное от звуков пространство настоятельно требует, чтобы его хоть чем-то заполнили. И тут мы отчётливо слышим, как стучит наше сердце, как пульсирует кровь в висках, как дышит грудь.