Размышления о Дон Кихоте (Ортега-и-Гассет) - страница 19

Отрицать, что любое явление подчиняется лишь условиям своего собственного существования, а не нашим требованиям, с моей точки зрения, означает впадать в истинно смертный грех. Я бы даже назвал этот грех душевным, ибо его основная причина – недостаток любви. Непростительно приуменьшать мир, подавляя его с помощью наших капризов и пристрастий, принося целые пласты реальности в жертву причудам и больному воображению. Нет и нет! На свете есть многое, из чего нам дано ровно столько, сколько необходимо, чтобы мы догадались: это, по сути, надёжно укрыто от наших глаз.

Чтобы это понять, не надо прибегать к каким-то высоким абстракциям. Всё, чему свойственна глубина, имеет единую основу. Так, материальные предметы, которые мы можем явственно наблюдать, осязать, обладают третьим измерением, иначе говоря, глубиной, неким внутренним пространством. Но как раз это третье измерение – и невидимо, и неосязаемо. Конечно, на поверхности подобных предметов мы можем распознать кое-какие слабые, робкие намёки на то, что находится внутри, но это «внутри» никогда не сможет выбраться наружу, стать явным точно в такой же мере, как чисто внешние стороны предметов. Напрасный труд – пытаться нарезать третье измерение на тонкие слои поверхностей. Как бы тонко мы ни резали – слои всегда будут сохранять некоторую толщину, иначе говоря, глубину, невидимое, неосязаемое внутреннее пространство. Если же мы получим абсолютно прозрачные для взгляда – мы просто-напросто вообще перестанем видеть что бы то ни было и не заметим ни глубины, ни поверхности. Пред нами предстанет прозрачность как таковая, или ничто. Ибо если глубина нуждается в поверхности, за которой можно было бы укрыться, спрятаться, то и поверхность, в свою очередь, также нуждается в глубине, чтобы можно было над чем-либо простираться, что-либо собой прикрывать.

Питер Клас. Натюрморт с оловянным кувшином, ломтиком лосося, хлебом, оливками в фарфоровой миске. 1650

Разумеется, вышесказанное – прописная истина. Но и она может нам пригодиться. И поныне встречаются люди, требующие, чтобы мы помогли им увидеть всё так же просто, как апельсин, который лежит у них прямо перед глазами. Дело же в том, что если мы, как и эти люди, понимаем под видением некую функцию чувственного восприятия, то, несомненно, – никто из нас в жизни апельсина не видел и не увидит. Ведь апельсин кругл, то есть имеет лицевую и обратную сторону. Неужто можно рассчитывать на то, чтоб узреть их одновременно и сразу? Собственными глазами мы неизбежно видим лишь одну сторону апельсина. Однако весь плод целиком никогда не предстаёт перед нами в ощутимой форме, ибо большая его часть надёжно укрыта от взора.