Погружённый в горестные размышления, я прождал до глубокой ночи. Когда Вита очнулась от беспокойных сновидений, вся намокшая от их тревожной суеты, даже звёзды уже давно потухли на небе, превратив окно в зиявшую пропасть, ведущую в никуда, только в пустоту, только ко дну. Пустые глаза взглянули на меня в тиши ночной. Вита попыталась было вымолвить что-то, но тело оказалось ей неподвластно. Слабыми рывками воли старалась она приоткрыть свой рот и издать хоть какой-то звук, но всё было тщетно. Я понимающе взглянул на неё и достал тарелку с едой, лежавшую неподалёку от меня. И со словами: «Тебе нужно это, так или иначе», – я преподнёс ей еду. Она заволновалась, слышно было, как её дыхание участилось, после чего она вяло завертела головой, показывая своё несогласие и издавая при этом глухое мычание. «Доверься мне, ! Ты – всё, что у меня есть, и я не позволю тебе так просто сдаться. Выход есть всегда, помнишь? Только не опускай руки, ничего не бойся, и всё будет хорошо… Я спасу тебя. Доверься мне, прошу тебя, и борись», – сказал я с грустью в сердце. Правда, я и сам не верил в то, что говорю, но другого выхода и впрямь не было. Порой только слепая вера, стойкость и готовность к беспощадной борьбе могут вырвать у судьбы тот единственный, заветный шанс на жизнь. Вита доверилась, она перестала мотать головой и замерла в ожидании. Я набрал первую ложку и поднёс к её рту, но она едва ли могла сама его приоткрыть. Еле сдерживая слёзы, я разжимал её челюсти и впихивал в неё эту мерзость. С трудом ей удавалось глотать, и я видел в её глазах непринятие и единение с неумолимым роком, тянувшим её во тьму. Но она делала это, и делала лишь ради меня. Она уже готова была сдаться, но я держался за неё как мог. Не в силах отказать мне, Вита держалась за меня.
Так прошло ещё несколько дней. Она увядала на моих глазах. Я никак не мог смириться с этим. Как бы я того ни хотел, она более не могла проглатывать пищу. Её некогда безупречное тело старело и съёживалось, за считаные дни Вита превратилась в скелет. Её нежное, пропитанное огнём лицо потухло, превратившись в пепел. Её голубые, достойные лишь неба в своём великолепии глаза стали бледными. Я уже не узнавал её, но моя любовь пылала синим пламенем и не позволяла мне оставить Виту. Упиваясь горем, в алкогольном бреду, я продолжал сидеть возле неё, отлучаясь лишь за очередной порцией еды. Куча неопустошённых тарелок всматривалась в мою несчастную душу в ожидании следующего шага, и вновь и вновь я отправлялся за новой, забываясь от опьянения. Пропитав своё тело алкоголем, я уже давно потерял себя. Поначалу проясняв вещи, он унёс их теперь куда-то далеко, сделав меня безвольной игрушкой событий.