– А я и не просил тебя о помощи, – быстро ответил Трани, будто обидевшись, что-то совсем детское мелькнуло на его лице. – Ты забыл, где мы встретились?! – пытливо посмотрел он на меня.
Я сразу понял, к чему он клонит.
– Конечно, нет! – с жаром ответил я. – Это же случилось в логове пиратов на планете Альгиз.
– Вот именно! – подхватил Трани, приняв мой тон за совершенно серьезный, отчего ситуация стала еще комичнее, и я едва сдерживал смех.
– Я там времени не терял, – с серьезным видом продолжил он, – мне пришлось многому научиться, чтобы выжить. Это ведь самое опасное место во всей системе Сапей.
– Ты прав, – ответил я. Когда я вспомнил все, что видел и слышал на планете Альгиз в логове пиратов, мне стало совершенно не смешно. Ведь то, что говорил Трани, – чистая правда. Почему я отнесся к этому со смехом, как я мог забыть все? Мне стало не по себе. Откуда эта беспечность, эти «розовые очки», сквозь которые я смотрел на мир глазами совершенного ребенка? Неужели появление родителей так изменило меня? С момента нашей встречи все, что было «до», перестало существовать для меня, будто только вчера мы с ними расстались – и вот они снова здесь. И не было тех лет расставания, не было всего того, что случилось со мной за это время. Будто бы не было Сольвейг, которая явилась ко мне из ниоткуда и позвала в никуда. Будто бы я не доверился и не пошел за ней той холодной осенью на планете Йера, отказавшись от прежней жизни. Будто бы не благодаря ей я ступил на этот путь и прошел его. Что со мной происходит?
– Ты вообще слушаешь? – толкнул меня Трани. – Ты что, заснул?
– Нет, нет… – ответил я, все еще не придя в себя от мыслей.
Трани был готов снова начать свой монолог о пиратах и планете Альгиз, когда в дверях появилась Сольвейг.
– Мы приближаемся, – сказала она уставшим голосом, в котором при этом слышалась хрипловатая жесткость.
– Отлично, – оживился Трани, – поскольку мне с вами нельзя, я просто пойду в свою комнату и буду с нетерпением ждать вашего возвращения.
Буквально пролетев мимо Сольвейг, он поймал ее улыбающийся взгляд. Сквозь внешнюю усталость изнутри она сияла. Я почувствовал неодолимую тягу к ней. Этого света не было больше ни в ком. Я уже и позабыл, каков он. При этом я чувствовал себя разбитым от мыслей, что были в моей голове еще минуту назад. Она, конечно же, заметила это. Я хотел было что-то сказать, когда она села на диван напротив и посмотрела в иллюминатор, но Сольвейг опередила меня.
– Что бы ты ни чувствовал, это пройдет, – ее голос, как и всегда, звучал негромко и твердо. – Настают моменты, когда мы вспоминаем все. Неважно, по своей воле или нет. Это неизбежно, – у меня во рту пересохло, я не мог вымолвить ни слова, а она все так же спокойно смотрела в иллюминатор, – но сейчас ты должен все забыть, отбрось все мысли.