Интересно, где все это время была Сольвейг? Я задумался об этом, когда не увидел ее на ужине; присутствовали только мы с братом и наши родители. Я был счастлив провести первый день нового года со своей семьей.
Где-то внутри, подспудно, меня тревожила мысль о том, что это не вечно. Воспоминания о том, что я видел на Месяце, информация, что «Единое Око» становится все более могущественным, не встречая никакого сопротивления, волновали меня все больше. Я понимал, что рано или поздно они применят свое оружие. Я также понимал, что все мы будем невольно ввязаны в этот процесс. Рано или поздно. Трудно было предположить, когда это случится, но судя по тому, что «ЕО» экстренно собрало всех послов, можно было допустить, что процесс их работы принял очень активную стадию, и, зная ту решимость и оперативность, с которой они обычно принимают и приводят в действие новые законы, ни на какую пробуксовку рассчитывать не приходилось. Единственное, что я мог сейчас сделать, – это наслаждаться тем, что я имею. Быть благодарным судьбе за то, что все происходит именно так, а не иначе. Ведь это лучший из всех возможных раскладов.
Во время ужина чувствовалось напряжение, но все пытались держаться непринужденно и весело. Мы говорили на отстраненные темы, вспоминали новогоднюю ночь, выступления артистов, фейерверки и прочую ерунду. Сегодня, когда я смотрел на новогоднюю суету со стороны, мне все это виделось совершенно пустым и бессмысленным. Мне даже стало немного стыдно по поводу моих мыслей о речи Хэйнрика Хэймира. Неужели я так привык к политике «ЕО», привык жить в беспечном неведении, что, увидев откровенность правителя Священного Города, мог отнестись к этому именно таким постыдным образом? Мне даже страшно подумать, что сказала бы Сольвейг, узнай она о таких моих размышлениях. Не сомневаюсь, что она тотчас бы переменила свое отношение ко мне безвозвратно. Я с неким смущением осознал, как хорошо то, что вчера ее с нами не было. Сегодня я проснулся с совершенно ясным осознанием, что война неизбежна. Мы теперь можем только решать, на чьей стороне воевать. Впервые за долгое время я почувствовал себя одиноким.
3 января 2774 года
Постепенно растворялись последние следы минувшего праздника. Город почему-то казался мне огромным, непознанным, чужим. Я хотел поговорить с Сольвейг, но, постучав в ее комнату, не получил ответа. У ее горничной я узнал, что когда она первого января зашла к ней, то обнаружила кровать нетронутой, а саму Сольвейг не видела с вечера тридцать первого декабря. Получается, ее не было во дворце уже третий день. Но куда она могла отправиться? Я бы не сказал, что меня это насторожило, но новость была неприятной. Оставалось только ждать.