«Скверный характер», – скажет кто-то. Несомненно. Но я убежден, что есть кое-что еще. Это то, что однажды им позволили так себя вести, не остановили их, не воспитали, не объяснили, что таким отношением они делают несчастными не только окружающих, любящих их людей, но и себя. Ведь они обрекают себя быть вечно неудовлетворенными, что бы с ними ни произошло хорошего. Они уже привыкли к этому состоянию и не желают из него выходить. Возможно, в какой-то степени даже осознанно используя свою «неполноценность» для манипуляции окружающими. Но разве можно быть счастливым, когда ты вынуждаешь себя и любящих тебя людей играть эти странные роли?
– Аск! – прервала она мои мысли. – Что ты говорил про способ быть счастливым?!
– Извини, – смущенно ответил я. – Так вот, мне кажется, что счастливым ты становишься тогда, когда принимаешь то, что происходит с тобой.
Она в изумлении приоткрыла рот и, похоже, не находила слов, чтобы что-то сказать. В воздухе повисло молчание. На мгновение мне показалось, что даже в кафе все затихли.
Наконец она сказала:
– То есть ты хочешь сказать, что счастье в том, чтобы безропотно принимать все удары судьбы и ничего не делать с этим?
На сей раз рот в изумлении открыл я.
– Кто сказал, что не нужно ничего делать? – возмущенно спросил я.
Она прищурилась и уперлась локтями в стол, крепко сжимая чашку, обжигающую ей ладони. Но похоже, что она не чувствовала этого, ведь в глазах ее горел огонь.
– Ты сказал, что нужно принимать все, что с тобой происходит!
Я невозмутимо кивнул. Она хотела было что-то сказать, но остановилась. Откинулась на спинку стула с опустошенными, широко раскрытыми глазами.
С минуту я безмолвно наблюдал за ней, а затем она тихо сказала:
– Наверное, начинаю понимать, что ты имеешь в виду.
Она будто пробиралась в темноте, осторожно ступая, – так робко и неуверенно звучали ее слова.
– Принимать не означает соглашаться. А следовательно, это не связывает тебе руки, это не значит, что ты должен бездействовать.
Я с улыбкой посмотрел на нее. Сольвейг будто бы не видела меня. Она говорила скорее сама с собой. Но похоже, что эти навеянные мной мысли коснулись ее сердца. Больше в этот день мы не разговаривали. Каждый утопал в своих мирах и размышлениях. К вечеру, когда мы уже были на корабле, готовые к отправлению, мы оба смотрели в иллюминатор на такой живой и пульсирующий Мегаполис планеты Фео. Закатное солнце светило нам в глаза, а капли дождя скользили по стеклу.
«Интересно, – думалось мне, – а Сольвейг видит то же, что и я?»
Я вглядывался в Мегаполис потому, что знал, что где-то там мой брат Трани. Но то, что он не один, что он нашел своего истинного союзника и свою, по-видимому, настоящую любовь, преисполняло меня спокойствием. А что могла там искать Сольвейг? Возможно, она и вовсе не смотрела на город, а видела лишь заходящее солнце, и в памяти ее возникали картины из прошлого. Сколько раз нам в жизни доводится наблюдать закаты и рассветы. Но ведь в памяти нашей остаются не все. Что-то подсказывало мне, что этот закат Сольвейг запомнит, что он останется в ее памяти, спрятанный от посторонних глаз и недосягаемый больше ни для кого. Ведь мне не хотелось думать, что Сольвейг видит лишь капли дождя, так похожие на слезы, что блеснули на ее щеках.