– Я, кажется, просто без ума.
Она не смогла скрыть удивления, распахнувшего ей широко глаза, тем самым будто обнажая себя, а он уже сказал как уязвил – до глубины души пронзил:
– Я люблю тебя.
И вдруг добавил, видя, что она не испугалась:
– Я так хочу тебя.
И наконец, она ожила – в потемневших глазах засверкали солнечные зайчики, тронуло лукавой улыбкой губы, голова чуть склонилась на бок.
– Что, прямо сейчас?
Натали протянула руку, взяла его за шею, наклонила к себе и поцеловала в щёку.
– Какой ты смешной!
И тут же стёрла пальцами помаду с его щеки. Но скрыть от его глаз, что смущена, никакие уловки ей всё равно не помогли бы.
– Я приду через час. Загружусь. Потом развезу товар, и вечером после работы буду ждать. Во-он у того киоска, чтоб не на виду.
Натали повела неопределённо бровями, чуть, показалось, воздев кверху одну бровь, и молча, не оглядываясь, ушла, гордо выпрямив спину и вздёрнув кверху носик. Высокие каблучки, отстукивая частые удары по асфальту, весёлым эхом отзывались в его сердце.
Тот памятный день выдался суетным. Отоварился. Часть товара забросил домой, забив застеклённую лоджию едва не до потолка, часть спихнул напарнику, разложив по сумкам и на бумажке расписав, что, сколько, кому, как и почём. Одну сумку захватил с собой. И в назначенный час ждал Натали у киоска.
Она опоздала, задержавшись едва ли не на полчаса: должно быть, медлила в отместку ему за ту холодность, за небрежение, даже грубоватость – за всё то, что он посмел в обращении с нею в офисе, да ещё при всех, чуть ли не принижая. Она, было, даже рассердилась и кольнула его недобрым, обидным словцом, а он не заметил, пропустив мимо ушей. И вот мстила – от души что называется. Пускай помучится, помается чуток. Может, впредь покладистее будет. Ему только на пользу пойдёт, если ошейник с шипами, а поводок короток, чтоб не воображал невесть что.
Промелькнула даже мысль, а не обидеться ли всерьёз, но ей вдруг стало легко и радостно при виде Никиты у газетного киоска с одной белой розой в руках. Он, как всегда лицезря её, сиял вешним солнышком. И эта его радость и нетерпение обезоруживали, лишая её чувства всякой мстительности. Никита принял её в объятия и с этого момента не выпускал из рук ни на мгновение. Он будто пленил её своими нежными неустанными прикосновениями, язык которых, казалось, лучше слов говорил, что он чувствует, и она не только не разбирала дороги, но ей было уже всё равно, куда он ведёт её и что будет дальше.
Кафешка при входе не внушала тёплых и уютных ощущений. Не то чтобы это заведение нельзя было назвать приличным местом: чисто, скромно, достойно – это так, но и только-то. Пожалуй, даже в обеденный перерыв с голодухи не завернула бы в открытую дверь, ну разве что за компанию. При виде столиков, застеленных клеёнкой в красно-белую клеточку, едва удержалась от снисходительной усмешки. Тем не менее, её разбирало любопытство.