– Косметику размажешь.
Никита притянул её тесно к себе и коснулся губами виска, отметив вдруг про себя, что скулы её покрыты бесцветным пушком.
Казалось ему, вот так ехал и ехал бы с ней, хоть на край света, и без остановок. И улыбнулся своим мыслям.
– Ты чего? – вдруг спросила она, приподняв круто бровь.
– Так, – ответил ей, ещё шире скалясь, – люди вокруг какие-то хмурые, безрадостные.
Он опекал её при выходе, твёрдо держа за талию обеими руками да ещё расставив локти в стороны и пряча под себя ноги, семеня и укорачивая шаг, чтоб сдержать напор со спины. И на эскалаторе. И в дверях, гонимых сквозняком, что готовы снести на своём пути всё и вся. И ни на мгновение не отпускал её, не отрывался, как будто касание его было вечным.
Поднявшись из-под земли наверх, он посмотрел на небо и сказал:
– Ты кофточку тёплую не взяла с собой.
– Зачем? – удивилась Натали и тоже посмотрела на небо. – Тепло ведь и солнце светит.
– Вечер обещает быть хмурым и прохладным. Но дождя сегодня не жди.
– Ты откуда знаешь, прогноз погоды, что ль, с утра изучал?
– Нет, синоптикам я не очень доверяю. Обычно врут. Погоду я чувствую кожей.
Она засмеялась и говорит:
– Посмотрим. – И вдруг будто вспомнила: – А чего мы остановились? Пошли. Я займусь твоим товаром.
– Нет, я, пожалуй, не пойду.
– Ты чего?
– Я поброжу здесь, а через часок загляну – в общем порядке.
– Да брось ты, глупости всё это.
– Нет, не глупости. Я не пойду с тобой. И вообще, не обижайся, я сделаю вид, что с тобой лично не знаком.
Ему показалось, что в её голосе проскользнуло напряжение:
– Ну, как знаешь.
Он сам расстроился от своих слов. Взял её руку, коснулся губами ладошки и зажал меж своих ладоней, говоря и не глядя в глаза, и при этом как будто разминая ей безымянный пальчик на правой руке:
– Вот такой вот бутерброд. Мне кажется, нас не должны видеть вместе. Я потом объясню. Вечером. У нас на сегодня деловое свидание намечено.
– У нас – это у кого?
Он видел, как прямо на глазах лицо её становится унылым, и она уже собирается с духом, готовая проявить гордость. А его язык не настолько гибок, чтобы след в след ступать за мыслью и чувством. И только пальцы рук трогательны. И глаза лакомы, глаз её нежно касаемы – и растапливают льдышки отчуждения.
– У нас – это у нас с тобой, у меня и у тебя.
Она смотрит и, кажется ему, сейчас спросит с недоумением: товар, дескать, будешь просить со скидками? Так я тебе и так отгружу, чего ни попросишь.
Никита протягивает руку и, не дотянувшись до её лица, бессильно роняет ей на плечо. Заглядывает в глаза и вдруг говорит то, чего вовсе говорить не думал, а если вдруг и подумал бы, то подумавши, говорить не стал бы, потому что не стоило, не время и не место, – и сказал-таки отчаянно: