Дама в берете сделала непонятный жест рукой и опустила глаза. Седовласый мужчина покрутил в руках зонт-трость и проговорил извиняющимся голосом:
– Мне даже несколько… э-э-м… неловко, я сегодня что-то особенно… э-э-э… стремителен… в суждениях. Просто… просто давным-давно я потерял смысл, если вообще он у меня когда-нибудь был, а теперь… Я, наверное, говорю путано?
Тимофей Платонович умолк и медленно перевёл вопросительный взгляд на собеседницу. Дама в берете посмотрела вопросительно в ответ.
– Иногда я встречаю людей, с которыми мне на самом деле хочется поговорить… Правда, это бывает совсем редко… Вынужден, конечно, и за эту бесцеремонность извиниться… Это всё моя социальная аскеза, я стараюсь не жить в обществе, я стараюсь жить рядом… Иногда получается, а иногда… иногда общество сжимается вокруг меня плотным кольцом. Очень плотным… Нельзя ни продохнуть, ни помыслить лишнего, мне начинает казаться, что некие кнопки протыкают мои щёки и, больно впиваясь мне в кожу, закрепляются острой стороной изнутри. Я начинаю сходить с ума… Просто-таки язык ломаю себе, пытаясь выдавить эти кнопки наружу. Но ничего не добиваюсь, лишь разрезаю до крови кончик языка. Мне бы руками себе помочь, но не могу. Руки связаны за спиной. И почему они связаны? И кто их связал? – Тимофей Платонович измученно выдохнул. – Я не приемлю эту жизнь, я сыт по горло непрекращающейся чередой бессмысленностей и страданий… Да!.. Меня обескураживает факт моего существования… Обескураживает и настораживает… Я до омерзения не люблю людей. И себя… И в глубине души я так же страстно не люблю сейчас вас, хоть и подошёл поговорить. Просто от вас меня трясёт не так сильно, как от других. Я ненавижу себя за эту малодушную и бессмысленную как всё и вся потребность – излить душу! Но… я не могу превозмочь себя… Да… Да! Я – отвратительный тромб из противоречий. Я вижу таким самого себя! Уверен, уж вы-то видите себя в гораздо более привлекательном свете, – он на время замолк, а потом продолжил с вызовом в голосе. – А вы! Вы сидите тут вся такая прилежная. И ваши руки аккуратно сложены на коленях. Я смотрю на вас и мне становится жаль. Себя. Мне себя жаль. Вы можете быть горды тем, что вызвали во мне такие чувства… А, впрочем, не верьте мне! Это фарс!.. Всё фарс… И даже отсутствие фарса – это тоже фарс. Всё бесчувственно и жалко! Надеяться бессмысленно… Наши сердца спрятаны в грудных клетках, наши мозги – в черепных коробках, мы сами помещены в бетонные конструкции, конструкции втиснуты между себе подобных, наши города накрыты колпаком смога и даже наша планета, уверен, без её на то желания (а также без причин, обязательств и выходного пособия), вовлечена, как скоморох, в хоровод вокруг солнца… Если то, что больше нас в миллионы миллионов раз, – ничтожно, то мы попросту антиничтожны!