Записки графомана (Седякин) - страница 23

Много лет прошло, и я ехал в потном салоне автобуса с засаленными окнами, наконец, повидать своего друга. Первый вдох свободы всегда труден, как смертельно скучен первый поход в кинотеатр. Когда Стю привел меня на мой первый киносеанс, меня тошнило и чуть не вырвало, меня снедал звук тормозящего кинопроектора. Свет неприятно собирал пыль с красных кресел и черной глухой ткани по бокам. Мы заплатили по пять центов и взяли по три батончика «Сластены Мэри» и уселись на заднем ряду. Тогда я ещё не знал, что сзади садятся подростки, планирующие заняться петтингом. От двух бабищ, сидевших через сидение от меня, разило половой смазкой, смердело возбужденной пиздой, одной вселенской выгребной ямой, черной дырой, из которой выходят поколения роботов-насильников, посудомойщиков, землероев и клерков. Они зарабатывают на жизнь как хотят. Я зарабатываю так, как хочу я. Единственное, что нас связывает – это дыра, из которой мы появились и которая поглотит любого восставшего. Дыра поглотит чемодан, набитый долларами, и даже не чихнет. Глубочайшее в мире отверстие, поглощающее людей, их деньги, квартиры и всю домашнюю утварь за один присест. Там хватит места разместить легион крестоносцев, лабиринт Фавна и арену гладиаторов. Древние греки прятали деньги под подушку, когда ждали Санту. Они наряжали дешевые деревья мишурой и высохшей овечьей кожей. Египтяне не имели склонности убивать животных, они погребали свои мысли заживо. Каждый экономит как может, так же как природа экономит свои ресурсы, производя на свет дегенератов или умалишенных маньяков убийц. Нет ничего святого, нет запрещающего. Как нет ипотеки у того, кто живет по воровским законам. Как нет конца в том, что не следует начинать. Нет радости, есть только выбор радости. Нет ужаса, есть только беспредельный страх, который распространяется по каждой клеточке мозга. После того как мы со Стю прокатились по старым кабакам и злачным местам в городе, он спросил, стоит ли ещё в гараже наш фордик?

Я жил в каком-то отчужденном мире, в котором находил свежесть, грезящуюся мне по ночам. Не сомкнув глаз, я подолгу разглядывал занавески, которые выглядели каждый раз по-разному. Неведомая сила поддерживала в них жизнь. И они взлетали. Пока не упал первый снег, на гнилые листья. В саду вырыли ямы земляные крысы. Жуткие ливни. Красное свечение исходит с запада. Курс держим на северо-восток. Умытый геморроем воспетый осенью в лучах июльского солнца. Играл на лицах пожарных серый дым, слиток неба мерещился тварям, поджидавшим в подворотне жертву.