Я долго бродил бесцельно по улицам. Пока что-то происходило. Внутри.
– Вы доктор, вам виднее.
– Чем-то нездоровым попахивает. – Доктор ходил вокруг да около, дымя французскими сигарами. «Чем-то нездоровым попахивает», – повторял он, каждый раз сбрасывая пепел в фаянсовую пепельницу в форме анаконды.
– Вроде не болит.
Доктор слушает меня стетоскопом и записывает наблюдения в блокнот: «Учащенность пульса, подрагивание конечностей… ничего особенного».
Моё состояние усложнялось тем, что я стал хуже видеть. Всё будто бы погрязло в серой дымке, и я редко различал силуэты собора Парижской Богоматери и Эйфелевой башни.
За спиной завсегдатаи наступают друг другу на плечи в попытках вскарабкаться на стену изобилия, и распутанные оголенные провода щекочут им щеки электричеством.
– Можно ли как-нибудь побыстрее?
И все такое в таком духе.
В супермаркете я бы снял квартиру. В супермаркете есть любое дерьмо на любой вкус. В супермаркете люди толпятся в очередях, рожают, рождаются, умирают, перерождаются, трахаются, снова рождаются и умирают, думают о супермаркете во сне, мечтают побыстрее вернуться из отпуска и отправиться, наконец, в любимый супермаркет, супермаркет, супермаркет. Там есть тарелки, вилки, резинка на вечер, солнцезащитные очки, которые сейчас на тебе, кстати, они тоже из супермаркета. Ты рожден в эру супермаркета, сынок. И вывертеться никак уже не получится. Хочешь ты этого или нет, но ты живешь, чтобы ходить в супермаркет. Покупать и платить. В супермаркете есть всё, что тебе нужно. Аттракцион и зверинец, очередь и огромная лужа блевотины. Кто-то сожрал черничный пирог прямо на кассе, не дотянул до дома. Бродячие псы столпились у витрин Мегаломарта, чтобы посмотреть программу «Время». От паперти собора Парижской Богоматери они передислоцировались поближе к крыльцу супермаркета, чтобы выклянчить мелочь. Производство остановилось, станки сломались. Книги не печатают; больше некому пойти в кино, кинотеатры закрылись НАВСЕГДА. Проекторы сдали на металлолом в соседнем супермаркете.
Куда подевался мир подвального джаза, звук саксофона, запах сигаретных ожогов в переполненном кинозале… Ты застал только развалины, сынок, будь как дома. Вместо газетных киосков африканец с прилипшим на лоб айфоном клянчит мелочь; в переходе, вместо стоянки для цирка шапито, возвели супермаркет. Войди в супермаркет, теперь ты дома. Слушай, что тебе говорит жирнуха в супермаркете, ты все равно уже на крючке и никак не соскочишь; ты вынужден идти в супермаркет через дорогу, на автозаправочной станции, возле метро, морга, больницы, остановки, детского сада, возле другого супермаркета, который ещё не открылся, на его месте уже стоит и новый супермаркет и поблескивает всеми цветами радуги. Супермаркет, супермаркет, супермаркет. Больше грязи, вони, касс, видеокамер и жучков, больше прилавков и светящихся неоновых лампочек на вывеске «Супермаркет», больше дерьма. Дайте мне футболки, которые быстро растворяются и впитываются под кожу, одноразовые кредитные карты, запах моря, имитированный под взрывчатку, виртуальную реальность, имитацию жизни, воспоминания о вкусе молока, макароны с приправой дорогого парфюма, подобие кофе и электронные сигареты. Ты куришь цифровую технику, пьёшь разбавленную мочой колу, не пиво, а пивной напиток, кефир с кислым вкусом, березовый сок в термоупаковке, коктейль выращенных под лампами омаров. Ты и твоё неконтролируемое слабоумие, проявляющееся на фоне светящегося экранчика в темноте вагона метро. Ты устал от очередей, рекламных роликов, симуляторов реальности и имитаторов жизни, от побрякушек века высоких технологий. Ты ищешь, что бы тебе сделать со своим временем. Это неправильно. Быть в чем-то до конца уверенным.