– Не дёргайся. – Берет початую бутылку водки и выплескивает. – Дезинфекция! Умойся, котик. Приговаривает.
Тонкая граница между сном и явью размывается, оставляя в воздухе красноватую дымку с запахом ацетона. Следующая остановка – меж синюшных ног пропитой лесбиянки из эрогальни мадам Тессо.
И пока она корчится в судорогах под свист кипящего чайника, я создаю декорации для счастливого конца: размазываю помаду по лицу и растягиваю рот в блаженной ухмылке.
Меня выпустили раньше, чем я потерял интерес к окружающему. Двери захлопнулись, и я оказался на улице, один, без гроша в кармане, с продольным швом на затылке – знак того, что надо мной поработали хорошенько. Макмерфи стоял у окна и махал рукой. Ему хотелось бы быть на моем месте. Факт стопроцентный. Он так сконфужен, что даже не спустился пожать руку на прощанье. Я же, в свою очередь, не заставил себя долго ждать и словил попутку до Мидлтауна, а там уже пересел на паром до Санта-Фэ. Я был до того возбужден, что после столь утомительной пешей прогулки я рвался в бой, словно молодой артиллерист в окопе под огнём; я ерзал и стонал от безделья. Не мог усидеть на месте и смеялся без причины каждый раз, как мысль заводила меня обратно в отделение. И вот уже я разливаю бурбон по стаканам и произношу молитву, перетасовывая при этом карты, лапая молоденькую кисулю и мастерски закручивая самый здоровенный косяк в истории человечества.