Пушки заговорили (Сергеев-Ценский) - страница 3

- Я горжусь тем, что состою шефом Выборгского полка. Я буду ходатайствовать перед государем, чтобы полк мой получил отличие.

- Полк уже имеет отличие, - отвечал полковник.

- О да, я знаю, знаю: серебряные трубы, - припомнил Вильгельм. - Но за что он получил их?

- За взятие Берлина в Семилетнюю войну в тысяча семьсот шестидесятом году, - браво доложил полковник.

Вильгельм нахмурился, но только на мгновенье.

- Надеюсь, что больше уж никогда этого не будет, - сказал он и добавил: - Надеюсь, что мой полк получит от своего шефа золотые трубы за сражение не против моих войск, а вместе с моими войсками и под моей командой!

Это было сказано кайзером давно, но надежда стать во главе русских полков - Выборгского и других, изменила ему лишь теперь; однако в нем жила уверенность, что ненадолго. Только вместо добровольного подчинения русских войск ему, кайзеру Вильгельму, произойдет подчинение силой, которую непобедимые германские полки проявят в недалеком будущем на полях России.

Однако, по плану генерала Шлиффена, прежде чем привести к покорности Россию, должна была сдаться на милость кайзера ее союзница Франция.

II

Мысли многих людей, считавших себя передовыми, воплощенные в миллионы машин, придуманных для истребления, тяжко и грозно перешагнули через границу Германии, перешагнули через маленький Люксембург и вступили в Бельгию, чтобы с наивозможной быстротой перешагнуть и через нее и обрушиться на Францию.

Говорилось и писалось: в такой-то армии столько-то штыков, сабель, пулеметов, легких и тяжелых орудий, - и считалось, что этого вполне довольно для понимания.

Что оторванные от своих семей, от своих - больших ли, малых ли - мирных созидательных дел миллионы людей шли для того, чтобы направлять в других людей все эти машины сражений - зачем было говорить об этом? Тем более, что этих людей убеждали в том, что они творят свою, а не чужую волю, что творят великое и вечное: мировое господство Германии.

Сначала марш на запад, после того - марш на восток, - два победоносных марша, и - "до осеннего листопада", как говорил кайзер, Германия станет владычицею континентальной Европы.

Какая-нибудь иная мыслишка и могла допытываться оправдания для начала таких неслыханных и невиданных по своим масштабам военных действий, но оправдание было давно наготове и брошено ей походя, между прочим, с великолепным жестом возмущения: "На нас нападают, мы защищаемся, а самое лучшее средство защиты - самим напасть!"

Важно было подготовить солдат и офицеров; важно было дать им в руки самое лучшее оружие, первоклассную технику, какая могла быть изобретена где же еще как не в Германии, стране воинов; важно было рассмеяться, как Вильгельм, когда он говорил о французах: "Они думают еще бороться с нами, не имея тяжелых орудий!" Важно было, наконец, двинуть семь армий на запад, оставив восьмую охранять Восточную Пруссию от возможного посягательства русских, - и вот заколыхалось, загрохотало, всех привело в ужас то, что называется войной, и где же могли найтись силы, способные остановить ее, остановить то, что совершалось по прекрасно обдуманным, разработанным во всех мелочах планам теми, кто хотел нового передела мира?