Володя же в тот день, стоя в кабинете отца, говорил матери так:
- У меня есть достаточный запас воображения, и я могу де-таль-но себе представить, что меня ждет в Москве, если мама не даст мне по крайней мере сто рублей, пока я устроюсь.
- Ты опять за свои сто рублей, ты опять! - криком отвечала Зинаида Ефимовна. - Говори, куда ты, подлец, семьдесят пять дел, какие отец для тебя у командира полка выпросил, а? Куда дел?
- Мама напрасно прибегает к сильным выражениям, - стараясь соблюсти спокойствие, отвечал Володя, внешностью похожий на отца, так же, как и Еля. - Семьдесят пять рублей у меня, я их никуда не тратил, а только этого очень мало... Хотя бы еще столько же, если не сто, пока я, может быть, нашел бы себе в Москве урок за стол и квартиру.
Наблюдая при этом искоса мать, Володя стоял лицом к отцовскому шкафу, в котором за стеклами видны были медицинские книги, - десятков шесть, все в довольно красивых переплетах, - микроскоп и еще несколько некрупных, но, на взгляд Володи, ценных приборов. Свои гимназические учебники он уже продал, но ему дали за них всего несколько рублей, и вот теперь Володя прикидывал про себя, сколько можно бы было просить за отцовские книги и микроскоп и прочее, если бы нашелся покупатель.
Это были только расчеты, носившие отвлеченный характер, но если Володя наблюдал хотя бы искоса мать, то мать очень пристально наблюдала его и вдруг очутилась рядом с ним и почти пропела весьма встревоженно:
- Что смо-отришь? Что-о смо-отришь, а-а?
- Отчего же мне не посмотреть? - удивился ее тревоге Володя.
- Украсть, а? Ты украсть хочешь отсюда, негодяй? - выкрикнула мать задыхаясь.
Володя даже отскочил от шкафа, пораженный этим криком.
- Думай, мама! Думай, прежде чем так орать, как торговка! - закричал он и сам, чувствуя, что у него горят щеки, шея, а мать торжествовала:
- Ишь, ишь скраснелся как! Знает кошка, чье мясо съела! Ты ключ тут стоял подбирал, а? Покажи руки!
Она заслонила шкаф всем своим приземистым сырым колыхающимся телом, прижалась к нему спиной и впилась острыми, хотя и мутными с виду глазами в руки сына.
- На! Смотри! Смотри! - кричал Володя, распяливая руки перед самым ее лицом, точно хотел вцепиться в ее жиденькие, пока еще не седые, маслянистые русые волосы. - "Скраснелся"? Это я потому, что у меня такая мать, вот почему!.. Другая бы мать сама бы продала и книги эти, и микроскоп, и все, и шкаф, и шкаф даже, раз сыну, которому ехать учиться надо, деньги нужны, а ты-ы... Эх, ты-ы! Прямо чудовище какое-то, а не мать!
- Ага! Ага! Сам признался, чем ты дышишь! - ликовала Зинаида Ефимовна, плотнее прижимаясь к шкафу. - Отцовские книги хочешь загнать? Не да-ам, не-ет! Не поз-во-лю, пока я жива! Не поз-во-лю!