— Здорово! — восторженно воскликнул Тимох.
— Но соколам нашим надо помогать. Показывать цель. Чтоб меньше бомб падало на жилые кварталы. Нужна группа энергичных, смелых ребят.
— О, это легко! — опять не удержался Тимох. — Такую работу хлопцы любят!
— Это нелегко, товарищ… И это очень опасно.
— Я организую такую группу! Разрешите мне.
Лялькевич посмотрел на Дрозда, взглядом спрашивая: не слишком ли много берет на себя этот юноша? Степанович кивнул головой: можно, мол, поручить.
— Хорошо. Организация группы — за вами. Но имейте в виду, пока вы на связи с Шлимом — ходить с ракетницей вам запрещается.
Тимох взглянул на Сашу и выразительно сморщился: вот тебе на, от самого интересного отстраняют. Лялькевич это заметил, и голос у него стал суровым, повелительным:
— После каждой ракеты будет облава. Мы не можем рисковать. Арестуют вас — провалите Шлима. Руководить подачей сигналов должен кто-нибудь другой.
Парень почувствовал этот повелительный тон и встал, серьезно, почти по-военному, ответил:
— Слушаюсь, товарищ… Петро! Руководить будет другой.
Заглянул в дверь хозяин.
— Картошка сварилась. Съедим, пока горяченькая?
— Ого! Еще как съедим! — весело отозвался Дрозд.
Покуда хозяйка подавала на стол горячую картошку и огурцы, Лялькевич и Тимох на несколько минут вышли в соседнюю комнату.
За столом — ни слова о деле. Беседовали так, как случайно встретившиеся люди: одни приехали из деревни и заночевали у знакомого, другие зашли, заметив след, чтобы выпить «деревенской самогонки». Выпили. Даже Саша немного отведала. Тимох, видно, тоже попробовал в первый раз: проглотив, он сморщился так, что Саша чуть не засмеялась.
— Ну и дрянь! — удивился хлопец.
— Это ты, братец мой, не разобрался, — возразил Дрозд, который выпил свою порцию медленно, со вкусом и даже крякнул от удовольствия.
Правда, до конца конспирации не выдержали. Нарушила ее хозяйка: попросила рассказать, что делается на фронте и «там, у наших». И Лялькевич вынужден был передать последние сводки Совинформбюро, которые Анатоль принес из отряда.
Когда ужин кончился и гости ушли, хозяйка повела Сашу и Лялькевича в спальню и показала на застланную чистыми простынями постель.
— Вы ложитесь здесь, а мы со стариком на печи ляжем, — и вышла, оставив их вдвоем.
Саше стало весело. Она видела, как растерялся этот человек, находивший выход в самых трудных обстоятельствах, и едва сдерживалась, чтоб не рассмеяться.
Лялькевич, избегая ее взгляда, смущенно кашлянул, глядя на дверь, как на единственное спасение.
— Ложитесь, — сказала ему Саша.
— А вы?