«А солнце ведь должно ослепить и гестаповца, — всплыла мгновенно догадка. — Непременно ослепит! Нужно только не прозевать мгновение, только бы не прозевать!..»
Мелко дрожа всем телом, припал к шершавой, проржавленной жести чердачного окошка: ну, подходи, подходи, людолов!
Секунды… Какими нестерпимо долгими иногда могут быть секунды…
Но вот на чердаке послышался треск раздавленного ногами стекла, скрип железа и натужное, прерывистое сопение. А через мгновение из отверстия настороженно высунулась жилистая, костистая рука с крепко зажатым «вальтером». Короткий резкий удар до запястью — и «вальтер» загремел вниз по железу. Следующий удар уже по голове преследователя.
— А-а-а… каналья! — и у окошка осталась только свалявшаяся шляпа.
Павел молниеносно взобрался на гребень крыши с одной-единственной мыслью: быстрее, как можно быстрее на соседний дом! Но пробежал шагов десять и остановился: соседний дом был двухэтажным. Нет, не перебраться на него с такой высоты! К тому же улица уже кишела полицаями. Пожалуй, десятка два их металось по тротуарам, разгоняя случайных прохожих. Один против двух десятков… Он горько усмехнулся и с каким-то безразличием осознал: конец. Однако не смерть его пугала — угнетала мысль, что не сумел никого предупредить о здешних провалах. А комиссар ведь непременно пошлет в Киев другого гонца.
Еще раз взглянул вниз — нет, о спасении нужно забыть! Тогда он приложил ладони рупором ко рту и изо всех сил закричал толпе, медленно разраставшейся на тротуаре вопреки угрозам полицаев:
— Лю-у-уди! Передайте партизанам…
— Молчи! — раздалось совсем рядом.
Обернулся — на согнутых ногах и с широко расставленными руками к нему неторопливо, осторожно подкрадывался гестаповец. В выпуклых глазах — волчий блеск. От такого пощады не жди!
Вот уже между ними шагов восемь, шесть, пять… Однако Павел словно бы не замечал своего преследователя. Стоял с горькой усмешкой на губах и скорбно смотрел на столь родной и уже чужой город. Лишь длинные его ресницы изредка вздрагивали да медленно сжимались в кулаки пальцы.
— Но-о-ож! — раздался отчаянный крик снизу, когда в руке гестаповца хищно сверкнула сталь.
Но Павел даже не вздрогнул. Потому что уже сделал выбор между ножом и пропастью.
Его спокойствие обескуражило гестаповца. Тот, наверное, заподозрил, что парень уготовил ему какие-то силки, и нерешительно затоптался на месте. Этой мгновенной растерянностью врага и воспользовался Павел.
На тротуаре видели, как он молнией метнулся на гестаповца, сбил его с ног, мертвой хваткой вцепился в горло. Видели вместе с тем и то, как фашист всадил нож в своего противника. Партизан громко вскрикнул, однако не выпустил врага из рук. В толпе — крики ужаса. Многие отвернулись, чтобы не видеть, как они сорвутся на землю.