Белый морок. Голубой берег (Головченко, Мусиенко) - страница 637

«Значит, все, Василь, откукарекался! Тебе отсюда ни за что не выйти. Амба!» — молнией мелькнула мысль. Но не собственная судьба сейчас волновала его: его беспокоила мысль, как поведать людям ту правду, которая вдруг открылась перед ним, как предупредить Артема о смертельной опасности. Ведь тот непременно будет посылать новых и новых гонцов к этим лжепартизанам…

Не секунду, а десятые ее доли имел Заграва для размышлений. И все же нашел единственно возможное в его положении решение. Сжавшись пружиной, он, сколько было сил, оттолкнулся обеими ногами от пола и, выставив вперед локти, кинулся в полуоткрытое окно, на подоконнике которого еще минуту назад сидел горбоносый. Треск разломанных рам. Жалобное позвякивание разбитых стекол. Крики, выстрелы…

Но все это уже позади — Василь лежал на земле невредимый. Теперь ему нужно было лишь добраться до грядок, где еще досушивались неубранные подсолнухи и кукуруза, а там… Однако, как только он вскочил на ноги, где-то за затылком раздался одинокий выстрел. И тотчас же резкая, невыносимая боль пронзила все его существо. На какой-то миг из глубин памяти на поверхность сознания всплыли неизвестно чьи, неизвестно где и когда слышанные или, быть может, читанные им пророчески-правдивые слова: «Он умирал. Предсмертное отчаяние охватило его сердце. Он был еще совсем молод и не знал, как умирают. Но что это была именно смерть, он почувствовал вдруг и глубоко. Он погибал в полной темноте, поднятый высоко под небо и пронизанный холодным туманом… Он стоял, зажав рукой рану, и темнота была жестокая… Он умирал стоя…»

И тут Василь заметил, как начинают отплывать куда-то, исчезать и деревья, и облака, и солнце, а густая тьма окутывает его со всех сторон.

«Неужели я тоже умираю?.. Неужели?..»

И вдруг с его уст сорвалось одно-единственное слово, в котором были и отчаяние, и боль, и безнадежность:

— Клава!..

XXIV

В боевой биографии каждого партизанского отряда не обходится без дней, через которые пролегает своеобразная фатальная межа и которые зловещим клеймом навсегда запекаются в сознании бойцов и командиров. О них в дальнейшем не говорят всуе, даже стремятся часто не вспоминать, однако в коллективной памяти они возвышаются мрачными башнями, как грозное предостережение на будущее, как своеобразное напоминание, что самую большую вершину отделяет от бездонной пропасти, собственно, один лишь шаг.

Вот таким черным днем стал для Артемовых побратимов четверг 10 сентября 1942 года. Никому не счесть, сколько всяких бед и испытаний выпало уже на их долю на крутых партизанских дорогах. В неравном поединке с врагом они, еще совсем недавно такие беспомощные и неопытные, непроизвольно насобирали не одну пригоршню горьких ошибок, которые оплачивались только человеческой кровью, следовательно, не раз им приходилось мучительно переживать и горечь поражений, и боль невозместимых утрат. Однако неудачи не сломили их, не посеяли в отряде зерен разобщенности или утраты веры, наоборот — они постепенно закаляли волю, характеры партизан, и казалось, ничто уже не сможет выбить их из колеи душевного равновесия, столкнуть в пучину отчаяния. Но вот в четверг, 10 сентября…