— Что вы имеете в виду?
— Конспиративную квартиру, пан сотник.
— Значит, все заранее продумано и даже за меня решено? — скептически улыбнулся Стулка. — Ну так что ж, не будем становиться судьбе наперекор, я готов встретиться с нынешним нашим начальством, Ян. Но, сами понимаете, мне необходимо время, чтобы привести себя в порядок. Хотя бы с полчаса…
— Кто же станет возражать против этого? Одевайтесь, собирайтесь. А чтобы вам не мешать, разрешите мне откланяться. К месту встречи сопровождать вас будет Карел, он во дворе.
— Хорошо, я буду готов через полчаса.
Ровно через полчаса Стулка в самом деле появился на крыльце. Перед ним сразу же из темноты возник Карел.
— Прошу за мной, пан сотник!
Прямо с крыльца они двинулись на грядку, миновали небольшой садик, быстро пересекли соседнюю улочку и снова шмыгнули в какие-то заросли. Плутали за старыми хлевами и стожками сена, продирались через какие-то кустарники, перебрались, топча жесткие стебли крапивы и петровых батогов, через вязкую канаву.
Стулка едва успевал за Карелом и не переставал удивляться, откуда этот располневший горняк успел так изучить в Малине самые глухие закоулки, что ориентируется среди ночи как в собственном доме.
— Ну вот мы и пришли, — промолвил провожатый, когда они приблизились к углу ничем не приметной хатенки под соломенной стрехой, и постучал ручкой нагана в ставню.
На его стук из тьмы вынырнул надпоручик Шмат. Через темные сени провел сотника в небольшую, еле-еле освещенную лампадкой светлицу с плотно занавешенными домоткаными ряднами окнами и отрекомендовал его партизанскому посланцу, отметив про себя, что Стулка успел побриться и умыться, сменил мундир и до блеска начистил сапоги. И вообще весь как-то изменился, будто очистился, сорвав с себя маску отреченности и пьяного отупения.
— Меня все прозывают Ксендзом, — протянул сотнику руку незнакомец и приязненно улыбнулся. — Можете и вы так величать…
Как ни странно, однако Чеславу Стулке до сих пор ни разу не выпадало видеть живого советского партизана, его знания о народных мстителях не выходили за рамки уличных плакатов и фотоклише, помещаемых в немецких газетах, потому-то все они представлялись ему одичавшими, оборванными, затравленными, непременно угловато-плечистыми, заросшими черной щетиной, опоясанными вдоль и поперек патронташами и обвешанными целым арсеналом оружия звероподобными существами с голодным блеском в глазах. А сейчас перед ним стоял моложавый, подтянутый, интеллигентный на вид человек с умными серыми глазами, высоким лбом, аккуратно зачесанными назад светлыми волосами на красивой голове.