Коря себя за слепоту, Артем подъехал к Заграве. Тот хотя бы глазом повел в его сторону. Как и раньше, грустно смотрел на разбитую дорогу меж холмами, за которыми исчезла Клава.
— Ты как сюда, пешком?
— На крыльях, — ответил тот недружелюбно.
— Может… сядешь на Клавиного?
Василь молча взобрался на покладистого, привычного к хомуту коня, реквизированного в Миколаевщине. Тронулись через кустарники.
— Вот так и сиротеет наша группа… — сказал Заграва, когда углубились в лес.
— Почему же сиротеет? О Клаве нечего тревожиться. Документы ей Ксендз нарисовал надежные, а женщина она сообразительная, умная.
Заграва вздохнул: мол, Павлусь Верчик тоже был не из глупых.
— А она… надолго?
— Дело покажет.
На этом и прервался разговор.
К лагерю они добрались, когда уже совсем стемнело. Но спать там никто и не думал. Сбившись после ужина в кучку под глинистым бугром, партизаны тихонько разговаривали, наверное, о предстоящем рейде. Никто не знал, куда их собирается вести комиссар, но все почему-то сходились на одном: этот рейд будет особенно тяжелым и опасным. И все же не трудности пугали, совсем нет: людей угнетала та разительная перемена, которая произошла с комиссаром после разговора с Ксендзом в Миколаевщине. Что нашептал ему долговязый молчун? Почему отряд так внезапно отправился к лагерю, не дождавшись Одарчука?..
Лишь только Артем появился над озером, разговор сразу стих. Головы партизан повернулись в его сторону: скажет или не скажет, куда и почему с такой поспешностью перебазируется отряд? Раньше ведь перед каждым переходом разъяснял.
— К выступлению готовы? — спросил Артем, ни на кого не взглянув. — Тогда в путь! Предупреждаю всех: дорога будет долгая и нелегкая. Кого не устраивает такая перспектива, может оставаться. И вообще, кому порядки в отряде поперек горла, кому надоели походы по лесам, пусть катится на все четыре стороны… Разойдемся, будто и не сходились!..
Тишина как над братской могилой. Но теперь она была красноречивее любых слов, теперь ни у кого не оставалось сомнений, что комиссар слышал разговоры в лесу под Миколаевщиной.
— Ну, так я жду. Кому со мной не по пути, пусть заявит об этом откровенно. Или смелости не хватает сказать правду в глаза?
Все ниже клонятся головы. Десятки глаз исподлобья мечут искры в сторону Петра Косицы: ну, чего ж молчишь? Говори, если ты такой смелый! И вот зашуршали пересохшие листья под чьими-то ногами, к Артему подошел партизан.
— Видно, произошло недоразумение, комиссар, — загудел прокуренный бас Варивона. — Откуда ты взял, что нам с тобой не по пути? Таких, слава богу, среди нас не найдется. Все с тобой!..