Тут Риверу пришлось снова доставать бумажник. Они остановились у ларька с кофе.
– С молоком, – сказал Ривер продавцу.
– Кофе, – сказал Лэм.
– С молоком? – уточнил продавец.
– Нет, с коньяком. Спасибо, что спросил.
– Так же, как мне, – сказал Ривер.
Они взяли бумажные стаканчики и пошли дальше.
– Я не очень понимаю, зачем мы все это обсуждаем.
– Я знаю, ты считаешь, что я дурью маюсь, – сказал Лэм. – Но если я отправляю агента на операцию, то вооружаю его всеми имеющимися сведениями.
Смысл сказанного дошел до Ривера секунд через пять.
– На операцию?
– Давай-ка пропустим тот эпизод, где ты все за мной повторяешь.
– Ладно, – сказал Ривер. – Пропустим. На операцию. Куда?
– Надеюсь, у тебя все прививки сделаны, – сказал Лэм. – Ты едешь в Глостершир.
Мин ушел из офиса поздно. Неоплачиваемое рабочее время, обычная награда за пассивно-агрессивное поведение. В пять он выключил мобильник, чтобы Луизе, когда она позвонит, пришлось оставить сообщение, а в семь снова его включил. Сообщения не было. Он покачал головой. Сам виноват. Все шло слишком хорошо, и он лоханулся, сам того не заметив. Что ж, этим он и прославился. Выплеснул карьеру в унитаз и ушел домой спать; а наутро проснулся знаменитым. Все остальные смеялись, довольные тем, что если допускали промахи, то сами же вовремя и замечали, а не узнавали о них из самой популярной новостной радиопрограммы в стране.
И дело было не в том, что он упомянул Ширли. Это все на поверхности, как акулий плавник, рассекающий водную гладь. Нет, проблема крылась куда глубже: в их образе жизни, в их метаниях между двумя отвратными квартирками. В их будущем, где обоих ждал лишь совместный кабинет и никаких перспектив карьерного роста. И разумеется, в его прошлой жизни: дети, жена и дом, которых он оставил, когда карьера скатилась в дерьмо. Оставить-то их он оставил, но они никуда не делись, требовали от него времени, внимания и денег, и Луизу наверняка все это скоро начнет раздражать, а может, уже раздражает. Понятно, почему она расстроилась. И почему во всем этом виноват именно он, хотя он вовсе и не виноват.
Пока одна часть разума излагала все это Мину, другая часть вела его через дорогу, в мерзкий пивняк, где Мин провел полтора часа, потягивая пиво и уныло разрывая в клочья бирдекель. Еще одно знакомое чувство: напоминание о долгих одиноких вечерах, которые он проводил после того, как жизнь пошла под откос. Хорошо хоть про это не расскажут утром по радио. «Как и предполагалось, Мин Харпер накосячил и в делах сердечных, поэтому в обозримом будущем его ожидает одиночество. А теперь перейдем к спортивным новостям. Гарри?..»