Последний раз раздалось слабое «ку-ку», и ноющий с утра живот закаменел и замер. Страх прикоснулся к сердцу ледяной ложкой, зачерпнул из него больно.
— А-ах!.. — Анна вдохнула знойного пекла и тут же нагнулась, выставив руки вперёд, опустилась на четвереньки. — Только не это. Рано же…
Живот застыл, стал непосильно тяжёлым, словно железные лапы мужа сдавили его изнутри. Анна знала его хватку, хватку рук, способных на убийство и звериную ласку одновременно.
Хватка слегка ослабла, но Анна знала: это ненадолго. Несколько минут она тяжело и глубоко дышала, стараясь собрать разбегающиеся от страха мысли. До дома неблизко. Но если схватки будут разгоняться медленно, то можно добрести. Или встретить кого.
Новая схватка — мощная, острая — подкосила ноги. Нет, уходить — немыслимо. Силы быстро уходят. Нельзя их тратить.
Боль нарастает: меньше минуты на передышку. Женщина закрывает глаза и пытается отдохнуть, набраться сил, прижимаясь то к земле, то к тёплым сосновым стволам. «Богородица дева, радуйся», — шепчет в промежутке Анна, и новый поток боли уносит ее.
Сильнее боли — страх. Страх неизвестности. Как долго это продлится? Сколько ей понадобится сил? Хватит ли их? А что, если ребенок лежит не так? Нет здесь никого, кто сказал бы ей, что всё идет хорошо, что она справится. Анна не знает, выдержит ли. Кто она, Анна знала со слов матери, мужа, братьев. А что может она одна, без никого?
— Мама, мамочка, — по-детски зовет женщина, стоя на четвереньках и вцепившись в сосну руками, — помоги мне!
Воздух словно застыл от жары, и Анна не замечает, как погружается в вязкое марево. Схватки всё так же сильны, но она словно не здесь, боль доходит до нее сквозь толстую пелену. Последний глоток воды из мужниной фляги не оживляет запечённых губ и горла. Сосны качаются в самом верху, чёркают недостижимыми макушками синее небо. Они словно плывут, и Анна плывет за ними. Стоя на четвереньках, Анна раскачивается из стороны в сторону, охая и подвывая, вторя своей боли.
— Давай, Нюта, давай, — шепчет она своё детское имя, — ты можешь, доченька, ты сильная.
Словно ушат воды плеснуло на землю.
— Воды отошли… Видать, близко, — как-то поняла Анна и, следуя необъяснимой звериной чуйке, развернула своё тело на корточки, на расстеленной по земле юбке.
В деревне, да и в городских роддомах рожают лёжа на спине, но инстинкт толкает Анну к иному положению. Боль потуг проходит сквозь неё стихией — потоком, разрывающим дамбу. Дает перевести дух и накатывает снова, в разы сильнее.
Анна взвыла. Голос взвился вверх и потонул в верхушках сосен, оставив долгое эхо. Ещё и ещё раз, напрягая всё существо, из последних, неизвестно откуда берущихся сил…