Готовились, готовились! И я, четырнадцатилетний мальчишка, стал невольно участником этой подготовки. Родители купили мне первый «настоящий» костюм, в котором я отправился в «Новую деревню» поздравлять дедушку. Выходной день. Еду в трамвае номер три.
Не сажусь на свободное место, чтобы не помять брюки. И вдруг вой сирен! Трамвай останавливается. Кондуктор объявляет: «Граждане, слышите! – Это тревога! Надевайте противогазы!» И сама напяливает противогазную маску. В те предвоенные годы всех заставили купить противогазы. Объявляли дни учебных тревог. И на работу, и в кино ходили с противогазами. Так что когда завыла сирена и трамвай остановился, большинство ехавших в вагоне надели их. А я не надел. У меня его не было. И вот в трамвай входят товарищи в противогазных масках и объявляют, что я и другие без масок отравлены. Меня укладывают на носилки и везут в карете скорой помощи вместе с другими «отравленными» в пункт химической обработки. «Отравленные» мужчины, женщины и дети, оказываемся в одном предбаннике, где всем велят раздеваться и складывать вещи в приготовленные пластиковые мешки. Женщины кричат: «Безобразие! При мужиках! Не будем раздеваться!» Служители в ответ: «Граждане, не нарушайте порядок! Здесь нет ни мужчин, ни женщин! Здесь есть отравленные! Никто отсюда не выйдет, пока его одежда и он сам не будут обработаны! Кто быстрее снимет с себя зараженную одежду, того мы быстрее обработаем». Мужики гогочут, раздеваются, отдают мешки с одёжкой и становятся в очередь на обработку. Я раздеваюсь и встаю в очередь за ними. Обрабатывают поодиночке. Когда подходит моя очередь, я вхожу в «чистилище», прикрывая руками своего петушка, потому что «отравленных» обрабатывает гигантских размеров тётка в резиновом переднике, которым она прикрывает своё богатство. Кроме резиновых сапог и передника на ней тоже ничего нет. Тётка направляет на меня самый настоящий брандспойт, сильная струя которого пришибает меня к стенке. «Держись, паренёк! – орёт великанша. – Вертись под струями!.. Хорошо! Да подними ты руки за голову, надо тебя всего обработать… Еврей, что ли? Это ничего!.. Молодец! Уходи! Да не в эту дверь. Вон в ту!» Выскакиваю в «ту дверь». Там уже «обработанные» ждут свою одежду. Приносят мешки, зачитывают привязанные на них бирки с фамилиями. Мой новый костюм измят и воняет от химобработки так, что меня сторонятся прохожие, поэтому я возвращаюсь домой пешком. Я плачу. Мама меня успокаивает. Учебная тревога окончена.
А вы говорите, что мы не готовились к войне.