В 1948-м я покидал Румынию, где стояла наша воинская часть. На последней остановке в Румынии поезд стоит долго. Местное население уже поджидает поезда и атакует русских пассажиров, в основном солдат и офицеров, предложениями своего немудрёного товара. Мне приглянулись у одного румына русские хромовые сапоги. Примерил. По ноге. Хороший хром. Цену продавец запросил не большую. Для порядка поторговался. Он показывает – хром на голенищах хороший. Постучал по подошвам, мол, не ношеные. Ни одной царапинки. Купил я эти новые сапожки, уложил их в чемодан. Остался доволен покупкой. Мои сапоги уже порядком износились. Не буду описывать встречу с родителями. Мне очень хотелось встретиться с «моей» девушкой, которая вышла замуж за другого, тоже военного, летчика. Она познакомилась с ним в госпитале во время блокады, когда работала там санитаркой, чтобы получать паёк. Он лётчик. Герой. Она его, как потом мне рассказывала, буквально выходила и вышла за него замуж. Мне хотелось встретиться и спросить, как могло случиться, что она мне «изменила», потому что перед этим в письмах писала, что любит меня. Позвонил. Договорились о встрече. Я отутюжил свои галифе, надел новые сапоги, начистил пряжку портупеи, пуговицы, орден и три медали. Посмотрел на себя в зеркало. Остался доволен. Изменить такому «красавчику»! Встретились. Гуляли где-то на окраине города. И попали в дождь. Когда побежали, чтобы укрыться от дождя в ближайшей подворотне, чувствую, что мои сапоги стали промокать, и вдруг ощутил под ногами сырую землю. Когда укрылись, обнаружил, что подошвы развалились и частично совсем отвалились. Они были изготовлены из толстого картона. Я стал рассказывать Лиде о том, как купил эти сапоги у негодяя румына. Лида, «чужая жена» (которая потом стала моей женой, о чём я писал в первой книжке), меня утешала, но не могла не смеяться. Я же проклинал всех румын. Они, эти румыны, все такие! Моя бывшая девушка остановила какую-то легковушку, на которой мы доехали до её дома. Она выскочила из машины, помахала мне рукой, и я, «герой» с голыми пятками, даже не мог её проводить. В таком виде приехал домой. Мама ахала, а я рассказывал, как мне достались эти сапоги, и проклинал всех румын. В этот момент я был настоящим националистом. Это я теперь говорю, что был националистом. При чём тут все румыны. Да и этот несчастный продавец, может быть, у него дома детей «семеро по лавкам». Может быть, у него больная жена. Может быть, он купит на вырученные деньги лекарства для больной жены, купит еды для голодных малышей. Так я рассуждаю теперь и, нафантазировав историю, его жалею.