Мисс Хартли сглотнула бы, не заморозь присутствие и слова леди Дерби не только дыхание внутри ее грудной клетки, но и все жидкости в теле. Касание призрачных пальцев превращало живую плоть в лед… Казалось, толкни ее хорошенько, и Эмили Хартли рассыплется на куски, разлетится осколками льда. Не собрать…
Боялась ли она призрачной леди?
Определенно.
— Вы знаете, Спенсер, над островом назревает гроза. — Леди Дерби подплыла к окну и так, словно видела сквозь закрытые ставни (возможно, она действительно видела через них), глядела в плотное дерево, продолжая свой монолог: — Я ощущаю, как пузатые тучи, наполненные водой, ползут с океана. Неповоротливые и злые, они жаждут пролиться над Скаем потоками ледяной, колючей воды… И я хотела бы ее ощутить. Эту воду на собственном теле, эти колючие капли, сбегающие за шиворот и бегущие по ногам, эти холод, промозглость и ломоту во всем теле. Но я давно ничего не ощущаю… — Женщина обернулась, глядя на Спенсера, но как бы мимо него. Казалось, там, в своих мыслях, она снова была юной девушкой, у которой вся жизнь впереди. Там она все еще ощущала…
— Совсем ничего? — очень тихо спросила мисс Хартли.
— Ничего, кроме страстной надежды снова стать человеком, — отозвалась графиня с грустной улыбкой. — И покалываний в кончиках пальцев, когда мое тело слегка уплотнившись, позволяет касаться определенных вещей. — И заметив недоумение Спенсера, пояснила: — Я почти абсолютно прозрачна на новорожденный месяц, но обретаю тем более четкие очертания, чем крупнее он нарастает, и в полнолуние я заметней всего. В полнолуние я почти осязаема! Как сейчас… Полнолуние уже скоро, — вздохнула она.
В этот момент в коридоре раздались шаги и в замочной скважине щелкнул ключ. Перед мисс Хартли предстал Оуэн Галлахер с подносом в руках.
— Я подумал, вы голодны, мистер Спенсер, — произнес он весьма дружелюбно. — И возможно, желаете снова поговорить.
Говорить Эмили не хотелось, а вот есть — даже очень.
— Благодарю вас, инспектор, — сказала она. — Я действительно очень голоден, а добавить мне, к сожалению, нечего.
Она подхватила с подноса сэндвич с тунцом и, впившись в него зубами, порадовалась внезапно яркости его вкуса, который могла ощущать.
Амелия волновалась, да так, что руки тряслись. Виданное ли дело, пойти поперек блюстителя власти! И самого графа Дерби. А она в кой-то веке пошла — и все ради Даррена Спенсера.
Ради ни в чем невиновного человека!
Ладони вспотели, ключ едва не вывалился из рук. Она с трудом переборола нервный тремор, и отпертая дверь спальни тихонько скрипнула отворяясь.