— Кто же это вас так обкорнал? Просто варварство какое-то.
Тяжело вздыхаю.
— Просто сделайте что-нибудь… человеческое, — уныло вздыхаю я, отдаваясь в ее, хочется верить, надежные руки.
— Придется очень коротко обрезать…
— Режьте, — соглашаюсь я. — А еще покрасьте… покрасьте меня в рыжий цвет.
— Ох, но зачем? — всплескивает та своими руками. — У вас такой очаровательный каштановый цвет.
— Режьте и красьте, — кидаю безапелляционно, и та наконец берется за дело.
То, что я вижу в зеркале после стараний несчастной девчушки (та вздыхала при каждом срезанном у меня локоне), поражает даже меня самое: это маленькое, бледное создание с мальчишеской стрижкой ярко-рыжего цвета просто не может быть Шарлоттой Мейсер! Той самой Шарлоттой, пушистые волосы которой являлись ее главной визитной карточкой… Теперь на меня смотрит абсолютно другая девушка.
И не скажу, что она мне не нравится…
В ней что-то есть… что-то особенное, глубинное. Возможно, то самое, что подспудно всегда в ней скрывалось и только теперь явило свое истинное лицо!
Провожу рукой по коротким волоскам, наслаждаясь необычным ощущениям колючих кончиков под своими ладонями. Мне это нравится, в самом деле нравится! Мое лицо расплывается в счастливой улыбке.
— Вам правда нравится? — робко осведомляется маленькая парикмахерша.
— На все сто, — отзываюсь я, заключая ее в объятия. — Вы сделали меня другим человеком.
Она краснеет и неловко мне улыбается, но я уже иду на кассу и предвкушаю момент встречи с домочадцами на Максимилианштрассе — вот уж кто, действительно, удивится! — и жизнь неожиданно расцвечивается для меня новыми… рыже-оранжевыми красками.
Подъезжая к дому, я замечаю всколыхнувшуюся занавеску в окне второго этажа — комната Адриана. И едва глушу мотор и выхожу из гаража, как он уже встречает меня на подъездной дорожке: непривычно взволнованный, взъерошенный, если не сказать больше — перепуганный — и неожиданно крепко обнимает меня. Я не понимаю, чем заслужила подобную милость, но пользуюсь моментом, зарываясь носом в мягкую нежность его кашемирового пуловера и сладко замирая от близости любимого тела.
Наконец он отстраняет меня на длину вытянутых рук и со вздохом облегчения произносит:
— Как же я рад, что с тобой все в порядке, Шарлотта. Ты меня перепугала! Я думал… Я думал, ты…
Тогда-то я и понимаю, что он себе напридумывал, и улыбаюсь счастливой полуулыбкой, обрадованная его тревогой за меня.
— Ну не настолько же я глупа, чтобы прыгать с моста из-за каких-то там покоцанных волос, — произношу спокойным голосом. — Зря вы так волновались: вот я, целая и невредимая.