— Шарлотта, я хотел сказать, — начинает вдруг он, тем самым проталкивая мое глупое сердце к самому горлу, — я хотел сказать, что тебе не стоит сердиться на Юлиана…
— Что?! — вскрикиваю я, подскакивая на диване — это не те слова, которые я надеялась услышать. — Как вы вообще можете говорить мне такое? Я ведь вам призналась, что он…
— Я помню.
— Я вас не понимаю, — выдыхаю с отчаянием, плашмя падая на свою подушку. — Вы позволили ему вернуться в свой дом, а ведь он соблазнил вашу женщину… — Потом анализирую в голове все эпизоды, связанные с ненавистной мне итальянкой, и продолжаю: — Теперь-то я понимаю, почему так бесилась Франческа, когда увидела меня впервые… и после тоже… Вы ведь тоже это понимаете, правда: она просто-напросто ревновала меня к Юлиану — их связь длилась не один месяц! А теперь оно переключился на меня… Вы не должны позволять ему это.
Тишина, повисающая между нами, сдавливает мне грудь, словно бетонная плита в тысячу тонн.
— Ничего подобного больше не повторится, Шарлотта, — наконец говорит Адриан. — Мы с Юлианом серьезно поговорили… Тебе больше не стоит его бояться.
«Что, правда?», так и хочется съерничать мне, но я прикусываю язык. Неужели он, действительно, верит, что их с Юлианом разговор разрешит тот гордиев узел ненависти, который тот выпестовал в себе? Это же просто смешно. В моих ушах до сих пор раздаются непримиримые слова парня: «Он просто не заслуживает быть счастливым, особенно после того, что сделал с мамой… Ты ему не достанешься. Никогда! Я этого не допущу». А потом новый виток мыслей: «Так или иначе, но ты будешь моя, Шарлотта Мейсер…» Что он имел в виду, произнося эти слова? Почему я раньше не задумывалась об этом…
— Адриан, о чем вы говорили с Юлианом? — решаюсь поинтересоваться я. И снова тишину дробит звук секундной часовой стрелки на стене, а потом наигранно беспечный ответ:
— Не думаю, что тебе стоит забивать этим голову, Лотта, — голос теплый, словно парное молоко, Адриан протягивает руку и сжимает мои похолодевшие от иррационального испуга, вызванного его уклончивым ответом, пальцы.
Что ты от меня скрываешь, Адриан Зельцер?
— Вы делаете мне больно, — шепчу с гулко клокочущим сердцем.
— Извини, — мужчина поспешно выпускает мою руку, и та безжизненно падает вдоль тела.
Он даже не догадывается, что я имела в виду совсем не физическую боль…
С этого дня атмосфера в доме ощутимо меняется: во-первых, его стены покидает все еще витавший в нем дух Франчески (она приезжает однажды поутру, когда кроме дедушки и Алекса в доме больше никого нет и забирает все свои вещи), и все мы облегченно вздыхаем, неожиданно осознав, насколько подавляющим было ее присутствие рядом с нами, потом странные метаморфозы происходят с самим Юлианом, который начинает вести почти благочестивый образ жизни: забрасывает вечеринки и извечные попойки с друзьями, с новой силой берется за учебу и почти перестает интересоваться футболом, хотя однажды и зовет меня на одну из своих игр… Ну уж нет, ни за что на свете! Меня так просто не провести.