Я выдыхаю:
— Простите, что ворвалась в вашу комнату. Это вышло случайно, и мне очень неловко за случившееся. Обещаю, такого больше не повторится! Никогда.
Он молча кивает, как бы принимая мои извинения, и произносит:
— Я, так понимаю, твою гостью нужно доставить домой, — обращается к сыну, хотя смотрит все-таки на меня. — Уже слишком поздно, чтобы бродить по городу одной…
И я восклицаю:
— Не стоит беспокоиться, я и сама прекрасно доберусь!
Однако мужчина не кажется убежденным.
— Дайте мне пять минут на сборы, — бросает он как бы в пространство комнаты, ни к кому особенно не обращаясь. — И будьте готовы к этому времени.
Выходит за дверь, прикрывая ее за собой, и в тот же момент я хватаю со стула свои вещи, единым махом натягивая их на себя.
— Что ты делаешь? — Алекс с любопытством следит за моими действиями.
— Ухожу, а на что это похоже? Где мой рюкзак?
Алекс указывает на рюкзак у цветочного горшка.
— А мой подарок? — осведомляется он. — Ты его так и не принесла…
— Заберу в другой раз, извини, — кидаю на ходу, однако в дверях все-таки оглядываюсь: — Прости, что все так вышло, но я не могу сейчас видеть твоего отца… Передай ему, что… что… Впрочем, ничего не передавай. Прощай!
Я незамеченной выскальзываю из дома и бегу прочь на негнущихся ногах.
Идти до остановки в темноте, да еще в снегопад оказывается удовольствием не из приятных: подмерзшие улицы превратились в каток — ноги разъезжаются в разные стороны.
Эх, будь они трижды неладны, эти мои чрезмерные стыдливость и уязвленная гордость! Падаю на ледяную скамейку и с отчаянием гляжу на часы: ночной автобус ходит раз в полтора часа… Страшно представить, как долго мне еще ждать.
Так и сижу нахохлившимся воробьем, готовая дойти до последней стадии жалости к себе, когда темноту дороги со стороны Алексова дома прорезают два желтых пятна автомобильных фар, и я узнаю «лексус» Адриана Зельцера. Тот останавливается передо мной, и его владелец, опустив боковое стекло, окликает меня будничным голосом:
— Шарлотта, садитесь в машину. Автобус не скоро придет!
Стараюсь изобразить полную невозмутимость, хотя сердце стучит у самого горла.
— Шарлотта, не испытывайте моего терпения, — повышает голос мужчина. — Не будьте ребенком.
Понимаю, что именно так и стоит поступить, но мозг не дает команду ногам, и я продолжаю сидеть, не шелохнувшись.
Слышу хлопок автомобильной двери и замечаю пару ботинок, остановившихся подле меня.
— Что за упрямая девчонка! — произносит утомленный уговорами голос, мужские руки обхватывают меня за талию и ставят на ноги, подталкивая к автомобилю. — Идите в машину, горе вы луковое.