— Шарлотта, — смущенное покашливание возвращает меня с небес на землю (практически буквально), — поедем домой — ты на ногах не стоишь.
— А как же танец? — спрашиваю я и утыкаясь головой в грудь партнера. Ткань его пиджака, слегка колючая под щекой, согревает теплом и тихонько вибрирует от бьющегося под ней сердца. Приятный, умиротворяющий звук… Так просто раствориться в удерживающих меня объятиях, уплыть в уютное небытие, из которого не хочется возвращаться.
— Шарлотта, — зовет меня тихий голос, и я открываю глаза.
— Что?
— Наш танец закончился пять минут назад.
Вокруг грохочут басы заводной танцевальной музыки, люди танцуют — мы одни стоим неподвижно.
— Как жаль, мне понравилось с вами танцевать, — признается алкоголь внутри меня, и Адриан замечает камею на моей груди. Чуть касается ее пальцами…
Осведомляется:
— Где ты взяла ее?
Жесткость этого тона отрезвляет меня на мгновение.
— Мне дал ее Алекс… — Голос дрожит на выдохе.
Мужчина глядит на камею, не отводя глаз, и серая галактика в них окрашивается черным.
— Алекс не должен был этого делать, — произносит он.
Я порываюсь было расстегнуть застежку, отдать ему злополучное украшение, однако в моем состоянии это вряд ли возможно.
— Если вы мне поможете…
— Дома, снимешь ее дома, — отрывисто бросает мужчина, увлекая меня за собой. Перемена в нем столь разительна, что это ранит меня… Вот так, ни с того ни с его.
И я, как бы решив покаяться во всем сразу, произношу:
— А платье на мне Франческино…
Наверное, это звучит донельзя жалостливо, потому что Адриан Зельцер вдруг говорит:
— И это платье тебе очень идет. Ты сегодня очень красивая, Шарлотта!
Слезы наворачиваются на глазах. Одни из тех, которым невозможно найти определения… Они — то ли радость, то ли отчаяние. Сложно сказать наверняка… Такой, с блестящими глазами и комком в груди, я и предстаю перед Алексом.
— Как ты себя чувствуешь? — интересуется он. И улыбается, чтобы подбодрить меня: — Мне тут тортик для тебя передали… с ромовой пропиткой, все как ты любишь.
— Выброси в мусорку, — стону в сердцах, абсолютно не готовая к батальным перепалкам с Алексом. — Я больше никогда не стану есть торты… в незнакомых местах.
И он обещает:
— Я испеку тебе правильный торт. Вкусный и безопасный!
Бабочка вспархивает над нашими головами, и я, закинув голову, восклицаю:
— Смотрите, наша бабочка! — ноги в босоножках подкашиваются, и я валюсь навзничь, выпустив на мгновение поддерживающее плечо.
Голос надо мной возмущается:
— Шарлотта, ты невыносима! — И я понимаю, что лежу на чьих-то руках… на Адриановых руках, если быть точной. Благодать! Алекс где-то внизу тихо посмеивается… надо мной, конечно, но мне все равно. Я приникаю головой все к той же шершавой материи уже знакомого мне пиджака и тихо произношу: