— Не такая уж и невыносимая — вы держите меня, словно пушинку.
Похихикивания Алекса становятся чуточку громче. Ну и пусть, мне так хорошо, что не хочется забивать голову посторонними мыслями. Подумаю об этом завтра… За — втра. На трезвую голову. А пока закрываю глаза и вдыхаю незабываемый аромат мужского парфюма, от которого моя голова кружится еще чуточку сильнее.
В очередной раз за недолгое время просыпаюсь в незнакомом месте, и это даже не комната Алекса, нет, я лежу на большой двуспальной кровати, заботливо прикрытая одеялом, а на прикроватной тумбочке — стакан с водой и таблетка «Аспирина». Это ненавязчивое напоминание о моем вчерашнем дебоше заставляет болезненно скривиться, а гулкая пульсация в голове и сухость во рту лишь усиливают ощущение катастрофы. Похмелье, приправленное муками совести, — то еще удовольствие!
Пытаюсь припомнить, как здесь оказалась, и где собственно «здесь»… Опасливо приподнимаю край одеяла и с облегчением выдыхаю: хотя бы платье на мне. То самое прелестное платье, в котором еще вчера я ощущала себя сказочной принцессой, а сегодня похожа на измятый кусок мятного торта… Как же вернуть его Франческе… таким?!
Приподнимаюсь и кладу в рот таблетку «Аспирина», запиваю ее водой.
На стуле у кровати — моя вчерашняя одежда, на ней — листок бумаги с единственным словом «ванная» и стрелкой в указанном направлении. Стягиваю изувеченное платье и направляюсь в ванную комнату: там нахожу стопку полотенец, шампунь, остальные банные принадлежности… Так бы и расцеловала своего заботливого помощника!
Душ и таблетка «Аспирина» возвращают мне человеческий облик, только на душе по-прежнему скверно: я как будто перед всем человечеством провинилась, а не только перед Алексом и его отцом. Именно так себя и ощущаю… Предательницей.
Мысль об Адриане Зельцере вызывает болезненный стон. Воспоминания разрозненными пятнами мелькают перед глазами, выхватывая то один болезненный эпизод, то другой… Вот тебе и тихоня-музыкантша! Хорошо хоть на стол не полезла танцевать.
Подхожу к дверям и прислушиваюсь: дом хранит странную, ничем не нарушаемую тишину, словно забывшийся сном мастодонт. Быть может, Франчески нет дома или она крепко спит… Тогда удалось бы улизнуть потихоньку, избежать вполне заслуженного линчевания.
Который сейчас час?
Десять утра. Десять утра! Прячу зеленое платье под одеяло и выхожу из комнаты. Кто-то гремит посудой на кухне, оттуда же раздаются тихие голоса… Спускаюсь по лестнице, едва касаясь ступеней, прислушиваюсь к ним.
— … Это было безответственно, Алекс, — слышу суровый голос Адриана Зельцера, — она отвечала за тебя и должна была вести себя соответственно. — Понимаю, что речь обо мне и меняюсь в лице. — А если бы меня не было в городе, что тогда? Кто бы отвез вас домой в таком случае?