— Мне нужно поговорить с Алексом! — произношу, порываясь к двери. — Это важно. Вернусь в два счета…
Но Юлиан ловит меня за руку и тянет на себя.
— Неужели ты станешь тратить время на моего братца, когда прямо здесь, в этой комнате нахожусь я? — вопрошает соблазняющим тоном. Не успеваю опомниться, а его руки оказываются под моим свитером поглаживающими обнаженный живот.
У меня вырывается нервный смешок.
— Что ты делаешь? — и невольно сглатываю.
— А что я такого делаю? — с невинным видом откликается Юлиан. — По-моему, то самое, о чем мечтает каждая девчонка рядом со мной… Разве нет?
Издаю очередной нервный смешок: я не кошка, чтобы мне наглаживали живот и почти готова сообщить об этом, когда дверь неожиданно распахивается, буквально впечатываясь в стену, на пороге — Франческа с… тем самым платьем.
— Ах ты мерзкая, маленькая дрянь! — вопит она истерически, швыряясь в меня платьем. — Думала, сможешь скрыть это от меня? Думала, я не узнаю, как ты тайком пробралась в мою гардеробную и украла одно из моих любимейших платьем? То самое, которое так нравилось моей маме… Так бы и расцарапала твои бесстыжие глазенки, мерзкая воровка! — шипит, вскидывая обе руки и сжимая пальцы с таким яростным видом, словно в каждой из них лежит мое трепещущее сердце. — Ты хоть знаешь, во сколько оно мне обошлось? — Сама же и отвечает: — В три тысячи евро. А ты превратила его в жалкий клочок туалетной бумаги… — От злости у нее перекашивает лицо: прежняя Франческа Барбиери, которой невозможно было не восхищаться, становится похожей на злобную фурию с горящими глазами. Стискиваю злополучное платье руками, испытывая вину за содеянное (три тысячи евро! Если бы знать об этом заранее), только тогда и замечаю, что рука Юлиана все еще покоится на моем животе, чем беззастенчиво пользуется: продолжает вырисовывать узоры на моей покрытой «мурашками» коже. Я не уверена даже, вызывают ли эти «мурашки» конкретно его прикосновения или причиной тому то сытое самодовольство, с которым он глядит на разъяренную женщину на пороге своей комнаты.
Я дергаюсь, пытаясь избавиться от его руки и произнести нечто в свое оправдание, однако парень подается вперед, утыкается носом в мою красную от стыда щеку и втягивает воздух, словно кот, учуявший дивный аромат свежей сметаны, произносит:
— Франческа, тебя разве не учили, что врываться в чужую комнату без стука невежливо… и даже опасно? Можно увидеть нечто, не предназначенное для сторонних глаз. Не могла бы ты выйти и закрыть за собой дверь… пожалуйста.
Мне становится почти жаль ее: настолько растерянной она выглядит, утратив весь боевой пыл. Словно маленькая девочка, толком не осознающая, где находится… Неотрывно глядит Юлиану в глаза — минуту, едва ли меньше — после разворачивается и молча выходит за порог. Дверь она не закрывает…