… И проснулась со взмокшими волосами. В полной темноте… Под звук щелкнувшего замка.
— Джейн? — позвала она тихим голосом. — Джейн?
Лунный свет прочерчивал световую дорожку от окна до матраца служанки, и Лиззи видела, что ее нет на месте. Куда она могла выйти? Зачем? Она провела руками по волосам, лицу, коснулась затвердевших сосков и разом припомнила виденный сон: крепкие руки, обнимающие себя со спины, тихий голос, нашептывающий на ушко, и чувства, которые она при этом испытывала: смесь страха и неведомого доселе удовольствия. Удивительное, кружащее голову сочетание, сладкой истомой разливавшееся по животу… И Лиззи снова прикоснулась к своему телу. Сделала то, что прежде ни за что бы себе не позволила, что почиталось постыдным в любом из постулатов благовоспитанной девицы.
Переступила неведомую черту между ребенком и взрослой женщиной… И пока лежала под впечатлением от странного сна, силясь закрыть глаза и снова забыться сном, все ждала, что Джейн вернется на свой матрац… Но этого так и не произошло.
— Мэм, пора просыпаться! Хозяин велел собираться в дорогу. — Джейн, свежая и румяная, стояла у ее постели с кувшином в руках. — Я приготовила воды для умывания и достала шерстяную накидку. День обещает быть ветреным!
— Благодарю, Джейн, — отозвалась Лиззи, исподволь изучая служанку. Вылезла из постели и принялась умываться. Та стояла с полотенцем в руках, и Лиззи не удержалась: — Я просыпалась посреди ночи и заметила, что тебя не было в комнате. Надеюсь, ничего не случилось? — спросила она и обернулась, принимая полотенце из ее рук. Только потому и сумела заметить секундное замешательство во взгляде служанки, вспышку испуга, паники.
— У меня прихватило живот, — ответила та. — Я думала выспросить лекарств у хозяйки, однако она ничем не могла мне помочь.
Элизабет изобразила сочувствие.
— Надеюсь, сейчас тебе лучше? Ты вовсе не кажешься больной.
— Я выпила немного молока, и хворь отступила. Благодарю, миссис Аддингтон!
Элизабет ей не поверила: ни ее на удивление спокойному голосу, ни ловким рукам, затягивающим шнуровку корсета, ни кроткой улыбке, обращенной на себя, — ничто, кроме секундного замешательства, замеченного ей ранее, не выдавало обмана служанки.
И это по-настоящему настораживало…
Зачем она солгала? Что скрывала?
Мысли об этом пришлось отложить на время: девушка припомнила встречу с Джексоном и очень надеялась свидеться с ним перед отъездом, попросить прощение за оскорбительное поведение мужа. Однако, как бы сильно она этого ни желала, встреча так и не состоялась… Молодой человек, должно быть, еще спал (рассвет только занимался), писать же ему она не могла.