— О, это был просто незабываемый день! — не без сарказма откликнулась она, и совершенно не ожидала, что Аддингтон вскочит на ноги и швырнет салфетку на стол. Та приземлилась в непосредственной близости от фужера с недопитым вином, и тот, зашатавшись на длинной ножке, едва не опрокинулся на белую скатерть.
Они оба глядели на него с долю секунды, и Аддингтон первый, дернув головой, что, верно, означало вежливый кивок, вышел из кухни, так более на нее и не глянув.
В полном смятении чувств Лиззи тоже поспешила удалиться к себе: непролитые слезы выжигали глаза, комком застревали в горле и тяготили сердце тяжелым грузом.
Она поняла, что изменой супруга уязвлена сильнее, чем хотела бы показать, и это открытие неприятно ее поразило.
«Дорогая Хелен, — писала она, усевшись за обещанное подруге послание, — место, долженствующее стать моим домом, вовсе не то, о чем мы мечтали для каждой из нас в девичьих мечтах. Мрачное, полное страшных легенд, оно пугает меня невероятно… Ни тепла, ни уюта, ни приятия со стороны мужа… — Она вымарала последнее после секундного раздумья: признаваться в подобном показалось ей стыдным. — … Ни банального соблюдения светских приличий, — дополнила она. — Ничего этого нет и в помине! Мы ужинаем на кухне в окружении супниц и сковородок и у нас всего одна перемена блюд…»
На этом моменте Лиззи отложила перо и вскочила на ноги: поняла, что не в силах писать об устройстве местного быта, когда обида рвется из груди. Когда кричать желается о другом!
В дверь постучали, и на пороге появилась Джейн.
— Желаете приготовиться ко сну? — осведомилась она с кроткой улыбкой, и эта ее видимая двуличность раздражила и без того расстроенные нервы Элизабет.
— Полагаю, я вполне могу справиться с этим сама, — откликнулась она неприветливым голосом. — Можешь, отправляться в постель.
И снова припомнила руку мужу, обнимавшую ее прошлой ночью, и то, каким невероятно волнительным это ощущалось и как ободрило ее посреди неразберихи последних дней.
И вот, все это было насмешкой, неискренним фарсом…
Лиззи стиснула зубы и с силой рванула пуговки платья, потянула шнуровку корсета. Сохранность платья — было последним, что волновало ее сейчас, целая гамма разрозненных чувств бушевала в ее душе, требуя высвобождения.
И будь здесь Аддингтон…
Но Аддингтон не приходил.
Она лежала в постели, не в силах уснуть, страшась и желая услышать его шаги, но их все не было. Между тем, приближалась полночь, и от мысли, где и с кем он сейчас находится, сводило челюсти. И не потому, что она ревновала — боже упаси от подобного! — а потому, что попранная гордость терзала похлеще «зеленоглазого чудовища».