Джессика, я хочу спросить тебя кое о чем, — говорит он мне с самым серьезным видом, — и я хочу услышать ответ прямо сейчас…
Недоуменно приподнимаю брови и жду.
Джессика, ты выйдешь за меня замуж? — спрашивает Ник, пытливо всматриваясь в мое лицо. — Мне нет дела до чужих пересудов, мне нет дела ни до чего, кроме нас двоих: я хочу тебя, твоих детей… наших детей, которых ты нам родишь! Джессика, я должен быть уверен, что больше не потеряю тебя.
Это звучит так фантастически великолепно, что у меня сжимается горло от чрезмерных эмоций и потому я просто киваю головой, стирая поцелуем тревожную морщинку у его рта.
Это значит «да»? — на всякий случай уточняет он.
Это означает «я люблю тебя, Доминик Шрайбер», и да, я готова стать твоей женой. Правда, — тяну я с сомнением, — не совсем уверена на счет детей…
А что на счет детей? — недоумевает он.
Не уверена, что смогу еще родить детей… во множественном числе.
Для начала мне хватит и одного, — хмыкает парень, целуя мое обнаженное плечо. — И, мне думается, тянуть с этим точно не стоит… — Теперь он нежно поглаживать меня по спине, рождая приятную дрожь во всем теле, и я отвечаю ему тем же, наслаждаясь упругостью его крепкого тела.
А маме бы следовало уже признаться, — шепчет он мне в процессе наших ласк. — Не хочу быть просто тайным любовником…
Ты не тайный любовник, — возражаю ему. — А Хелене я сама расскажу… как только подберу подходящий момент. — В этот момент губы парня скользят вниз по моему телу, и я глухо вскрикиваю…
А потом окружающий мир перестает для нас существовать…
За завтраком дети поглядывают на Доминика с затаенным интересом, вопросительно… Я же чувствую себя такой непозволительно счастливой, что не особо придаю этому значение, мало ли что у них на уме, но Элиас в своей детской непосредственности первым решается озвучить свои мысли, неожиданно спросив:
Дядя Ник, ты теперь будешь моим новым папой?
Я смущенно замираю, но Доминик смотрит на мальчика серьезным, невозмутимым взглядом, словно на взрослого, и тоже интересуется:
А ты бы этого хотел?
Элиас на секунду задумывается.
Мне понравилось есть с тобой мороженое! — произносит он торжественно, что, наверное, должно означать его детское «да». Моя дочь, должно быть, вдохновленная смелостью младшего брата, в этот момент тоже интересуется:
Так ты любишь маму? По-настоящему?
Не знаю, что в ее еще юном мировоззрении означает это «по-настоящему»: смерть под красивую музыку в волнах Атлантического океана, как в фильме «Титаник» или что-то подобное глупейшей гибели Ромео и Джульетты — сложно сказать, но сердце мое невольно екает и начинает биться быстрее… Мне просто необходимо принятие собственной дочери.