Слушая этот незамысловатый рассказ, я явственно понимаю, что просто жажду познакомиться с этим «шикарным» мужчиной, похитившим сердце моей дорогой подруги. А в том, что ее сердце похищено, сомневаться не приходится: то, как сияют ее глаза при воспоминании о Герте-плотнике, говорит красноречивее всяких слов. Хелена влюблена два месяца, а я ничего об этом не знала! Даже намека на это не замечала…
Буду счастлива с ним познакомиться, Ленни, ты меня просто заинтриговала, — уверяю я подругу самым искренним образом. — Уверена, он именно таков, как ты и описываешь.
А потом интересуюсь, знают ли о нем дети, на что та отрицательно машет головой:
Я пока не решаюсь им рассказать. Смелости не хватает…
Ты всегда была бесстрашной, Хелена, — я подозрительнейшим образом скашиваю глаза, — никак любовь сделала тебя трусихой? Быть не может. — А потом серьезнее добавляю: — Доминик с Паулем достаточно взрослые для того, чтобы судить тебя за любовь, а Томми в том возрасте, когда отец ему не помешает… Твой Герт готов взять на себя такую ответственность?
Он говорит, что всегда мечтал о сыновьях…
Ох, подруга, в таком случае я очень за тебя рада! — я снова с искренним чувством обнимаю ее.
Тем вечером мы еще долго шепчемся с Хеленой на ее маленькой, уютной кухоньке, перебирая события дня и просто строя планы на ближайшее будущее, которое, как я внезапно осознаю, становится вдруг немного светлее и ярче, словно кто-то незримый переключил в моей голове такой же незримый, но жизненно важный рубильник.
«Дети! Берегитесь баобабов».
Еще одна неделя проходит в безуспешных поисках работы… Стоит уже признать, что положение становится почти отчаянным — пособия по безработице, которое я сейчас получаю, едва хватает на покрытие наших c детьми нужд, и следует, должно быть, озаботиться поиском более дешевого варианта жилья для нас. Одной мне нашу квартиру не потянуть…
Таким образом теперь я вынуждена разрываться между поиском работы и поиском новой же квартиры, что занимает львиную долю моего времени, которого и так почти ни на что не хватает.
А если и было что-то хорошее в эти безумные семь дней, то этим хорошим, конечно же, было знакомство с Гертом Мюллером, который — истинная правда! — произвел на меня самое благоприятное впечатление. Он оказался настоящим здоровяком с огромными, накачанными ручищами и шевелюрой песочного цвета, которая едва-едва покрывала его голову жесткой, колючей щетиной, настолько коротко он был острижен. «Чтобы не мешало в работе», пояснил он мне немного смущенно, заметив, насколько внимательно я рассматриваю эту его почти нулевую стрижку. Глаза у него карие и очень добрые, это заметно, как говорится, невооруженным глазом, и я сразу прониклась к нему искренней симпатией; особенно меня впечатлило то обожание, с которым он смотрел на Хелену: прямо Винни Пух и его «горшочек с медом».